Биография Марии Каллас, самой известной оперной певицы прошлого века, представляет собой хитросплетение загадок и тайн. Все спектакли, в которых она принимала участие, становились для зрителей диковинным зрелищем, ведь в каждую свою партию она вкладывала неимоверные эмоции и яркую палитру чувств.

Мария Каллас - коренная уроженка Нью-Йорка, появилась на свет 2 декабря 1923 года. Своим внешним обликом и темпераментом она обязана родителям, которые эмигрировали в Америку из Греции. Именно мать певицы повлияла на то, что Мария с раннего детства заинтересовалась искусством, уже в три года девочка слушала классическую музыку, в пять - начала брать уроки фортепиано, а в восемь - начала петь.

В 1937 году Мария Каллас, биография которой - одна из загадок XX века, уехала в Грецию, а именно в Афины. Именно там она начала учиться музыкальному искусству в консерватории. Опытные педагоги сразу же разглядели в ней талант и постарались сделать все, чтобы Каллас выросла как исполнительница. В 1939 году Мария исполнила партию Сантуццы в студенческой постановке по мотивам пьесы Пьетро Маскани.

Мария Каллас и ее помощники

Биография Марии Каллас как профессиональной певицы началась именно после участия в этом спектакле, именно после него педагоги пригласили девушку в другую консерваторию. Там Мария начала учиться оперному искусству под руководством испанской дивы Эльвиры де Идальго. Каллас с уважением вспоминала уроки у Эльвиры и отмечала, что не видела на свете более талантливого педагога.

В 1941 году Мария дебютировала на большой сцене, это произошло в театре Афин, которые тогда были оккупированы немцами. Тогда Каллас спела партию в одной из знаменитых опер Джакомо Пуччини - «Тоске». Необычный тембр певицы сразу же пришелся по вкусу слушателям, ведь он коренным образом отличался от тех, что они слышали ранее.

Биография Марии Каллас в период с 1941 по 1945 годы тесно связана с Афинами, именно там она работала до самого окончания Второй Мировой войны. Популярность и слава к оперной диве пришли в 1947 году после выступления в знаменитом театре «Арерна ди Верона», где она приняла участие в постановке «Джоконды» Амилькаре Понкьелли. По счастливой случайности в тот момент там функционировал фестиваль оперного искусства, на который съехались все самые знаменитые дирижеры и исполнители. Молодая талантливая певица произвела фурор на фестивале.

Мария Каллас и соперничество

Биография Марии Каллас здесь сделала еще один резкий поворот. На нее обратил внимание Туллио Серафин, который являлся известным итальянским дирижером. Именно он пригласил ее в Венецию, где Мария исполнила ведущие партии в операх «Турандот» и «Тристан и Изольда». По словам исполнительницы, именно Серафину она обязана своей славой и популярностью.

В 1953 году у Марии появилась конкурентка - Рената Тебальди. На протяжении десяти лет оперные дивы соперничали между собой, впрочем, для классического музыкального искусства это соревнование пошло только на пользу. Обе певицы спели огромное количество оперных произведений и стали невероятно популярными.

Последние годы талантливая певица Мария Каллас провела в Париже. 16 сентября 1977 года великой оперной дивы не стало. До сих пор точная причина смерти певицы не установлена, и сделать это вряд ли удастся - Каллас завещала кремировать себя и развеять прах над Эгейским морем.

Имя: София Сесилия Калос (при крещении Мария Анна София Кекилия Калогеропулу)

Государство: США

Сфера деятельности: опера

Величайшее достижение: одна из самых знаменитых и великих оперных певиц 20 века

Наверно, не будет преувеличением сказать, что имя Марии Каллас знакомо даже тем, кто ни разу не был в опере и не слышал ее дивного голоса (даже в записи). Ее блистательная карьера была своеобразной платой за неудачи в личной жизни, которыми была наполнена жизнь певицы.

Биография

Будущая звезда родилась в Нью-Йорке 2 декабря 1923 года в семье эмигрантов из Греции. К сожалению, еще до рождения, находясь в утробе матери, Мария как будто чувствовала, что даже за любовь родителей придется бороться. Проживая в Греции, родители будущей певицы пережили трагедию-смерть сына. В семье подрастала уже дочь, Синтия. Евангелия, мать Марии, была беременна, когда Георгиос Калогеропулос, отец семейства, решил переехать из солнечной Греции в США, подальше от горьких воспоминаний. Семья осела в Нью-Йорке.

Родители очень ждали рождения сына, чтобы заменить Базиля, но родилась очередная девочка. Это было настоящим ударом для матери. В течение первых дней после родов мать отказывалась даже взглянуть на кроху, но со временем родители смирились и занялись воспитанием дочери.

Подрастая, взрослые начали понимать, что девочка растет необычайно талантливой. Мария начала слушать классическую музыку в возрасте 3 лет, в пять – играть на пианино, а в восемь – заниматься с педагогом вокалом. Помимо музыкального образования, мать уделяла много времени книгам и постоянно водила дочь в библиотеку.

В 1936 году Мария с матерью едут в Грецию, чтобы продолжить образование на своей исторической родине. Девушка поступает в афинскую консерваторию, где ее наставником становится Эльвира Де Идальго, знаменитая тогда оперная певица с удивительным колоратурным сопрано. Дебют Марии, как певицы, состоялся в 1941 году. Это была опера Пуччини «Тоска».

Мать была очень требовательной по отношении к Марии, постоянно критикуя и добиваясь совершенства во всем. впоследствии это отразилось на дальнейшей жизни Каллас – всегда она будет добиваться совершенства в исполнении, несмотря ни на какие обстоятельства. Мария обладала яркой внешностью, но требования матери взрастили в ней комплекс неполноценности – ей казалось, что она некрасивая, неуклюжая, толстая, и голос у нее никакой. Даже когда жизнь и признание поклонников доказывали обратное.

В 1945 году Мария Каллас возвращается в Америку. Начинается ее настоящий творческий путь, но пока безуспешно – ее выступлениям сопутствовала череда отказов. Наконец, в 1947 году в Вероне, на сцене амфитеатра зрители впервые могли лицезреть новую звезду в опере «Джоконда», которой руководил дирижер Туллио Серафин. Именно знакомство с ним Мария связывает с началом своей головокружительной карьеры, ведь именно он становится ее путеводной звездой и обеспечивает партии в «Аиде», «Валькирии», «Пуританах» и других оперных представлениях.

Уже через 2 года, в 1949 году, Мария отправляется на первые большие гастроли в Латинскую Америку, где ее также ждал успех. Но именно Италия становится ее новым домом, подарившим возможность выступать. В 1950 году она поет в легендарной Ла Скале, что по оперным меркам является верхом престижа и признания.

Италия подарила Марии и возможность изменить свою личную жизнь – в Вероне она знакомится с бизнесменом Джованни Менегини, который был большим поклонником оперы. Несмотря на солидную разницу в возрасте – почти 20 лет – Мария приняла его предложение руки и сердца, и в 1949 году они поженились. Джованни становится продюсером звезды и самым преданным поклонником Марии. Казалось бы, вот оно счастье – полные зрительные залы рукоплещут Каллас, дома ее ждет верный муж, который любит ее больше жизни. Но судьба уготовила Марии еще более тяжкое испытание. В 1957 году в Венеции на одном из светских мероприятий Мария знакомится с греческим судовладельцем и миллионером Аристотелем Онассисом.

Тогда между ними не пробежала искра, но Мария отметила про себя импозантного грека. Их следующая встреча состоялась спустя 2 года. Онассис пригласил оперную диву с супругом совершить прогулку на его яхте. Это стало отправной точкой в их отношениях – Онассис подал на развод с женой, Мария ушла от своего верного мужа, и пара стала появляться везде вдвоем. Мария переехала в Париж, чтобы быть ближе к Аристотелю. Шли разговоры о свадьбе, но обманутый супруг Каллас делал все, чтобы не допустить развода, оттягивал этот процесс, как только мог. Кроме этого, они с Джованни венчались в церкви, и это в те времена считалось нерушимым – Ватикан категорически отказывался аннулировать брак певицы.

Аристотель и Мария стали жить гражданским браком, но это было трудно назвать спокойным существованием. Постоянные ссоры сопровождали их союз. В 1966 году Мария узнала, что ждет ребенка. Онассис был категоричен – только аборт.

Боясь потерять свою любовь, Каллас пошла на это и до конца жизни жалела о принятом решении. А пока старалась все свое время проводить с возлюбленным, даже отменяла выступления, из-за чего за ней закрепилась репутация капризной дивы. Сорванные спектакли стоили уйму денег (выплата неустойки), но Марию было не остановить. Совместное мучение продолжалось еще два года, а потом Каллас узнала, что Аристотель собирается жениться на бывшей первой леди США, вдове , Жаклин.

Последние годы жизни

Опустошенная звезда предпочитала жить одна в Париже. Ее карьера также подходила к своему логическому концу – голос стал сдавать, здоровье подводило. Еще в пору молодости Мария заедала кризис в своей жизни, из-за чего стремительно прибавлялись лишние килограммы, и она казалась себе еще более непривлекательной. В начале 1970-х годов она стала педагогом – проводила занятия в Джульярдской школе – одном из самых престижных музыкальных учебных заведений. В 1977 году Мария Каллас скончалась в квартире в Париже, в полном одиночестве из-за остановки сердца. Ее кремировали, прах развеяли на волнами Эгейского моря, а пустую урну поместили в колумбарий на кладбище Пер-Лашез.

Имя величайшей оперной певицы ХХ века Марии Каллас всегда было овеяно легендами. Всю жизнь она давала поводы для сплетен: и тогда, когда ей удалось сбросить вес с 92-х до 64-х кг, а способы снижения веса она держала в тайне, и когда, еще будучи замужней, она отправилась в морской круиз с греческим миллиардером Аристотелем Онассисом, и когда потеряла голос и покинула сцену, и когда доживала свои дни в полном одиночестве. Смерть Марии Каллас оставила не меньше вопросов без ответов, чем ее жизнь: была версия, что певицу отравили, а чтобы скрыть следы преступления, тело кремировали.

Мария Анна София Сесилия Калогеропулу была нежеланным ребенком – родители ждали мальчика, и после рождения дочери мать несколько дней отказывалась даже смотреть на нее. Вскоре родители расстались, и мать с дочерьми вернулась из Америки на родину, в Грецию. В 5 лет Мария начала брать уроки фортепиано, а с 8-ми – заниматься вокалом. Свое обучение она продолжила в консерватории, где опытные педагоги сразу распознали ее талант.

На большой сцене Мария дебютировала в театре Афин – она спела партию в «Тоске» Пуччини. До окончания Второй Мировой войны она выступала в Греции, но настоящая популярность обрушилась на нее в 1947 г., после ее появления на фестивале оперного искусства в Вероне. Тогда на нее обратил внимание известный итальянский дирижер Туллио Серафин, пригласивший ее в оперный театр Венеции. В Италии судьба свела певицу с поклонником оперы, богатым промышленником Джиованни Батиста Менегини, который вскоре стал ее мужем.

Путь Марии Каллас к успеху был бесконечной работой над собой. Внешне ей удалось измениться почти до неузнаваемости. Мария фиксировала результаты: «Джоконда 92 кг; Аида 87 кг; Норма 80 кг; Медея 78 кг; Лючия 75 кг; Альцеста 65 кг; Елизавета 64 кг». При этом о способах снижения веса она никогда не говорила, что вызывало разные домыслы – например, о хирургическом вмешательстве.

В 1957 г. на балу в Венеции Мария Каллас познакомилась со своим земляком, миллиардером Аристотелем Онассисом. Эта встреча стала для нее роковой. Аристотель пригласил ее вместе с мужем в морской круиз на своей шикарной яхте «Кристина». Вызывая шок у окружающих, Мария с Аристотелем уединялись в его апартаментах.

Ради Аристотеля Мария ушла от мужа, он же не спешил разводиться с женой. К тому же, он лишил ее возможности родить ребенка – у миллиардера уже были наследники, и детей он категорически не хотел. Через много лет судьба его жестоко наказала за это: его сын погиб в автокатастрофе, а дочь умерла от передозировки наркотиков. В конце концов Онассис женился на Жаклин Кеннеди, а Мария осталась одна. «Сначала я потеряла вес, потом я потеряла голос, а теперь я потеряла Онассиса», – сказала она осаждавшим ее журналистам.

В последний раз Каллас вышла на сцену в 1974 г. После этого она до самой смерти в 1977 г. практически не покидала своей квартиры. По официальной версии, Мария Каллас умерла от сердечного приступа. Но среди ее поклонников была распространенной другая версия. Говорили, что Марию отравила ее пианистка Васса Деветци. Якобы она хотела завладеть имуществом Каллас, и для этого ограждала ее от общения с людьми, добавляла в ее лекарства транквилизаторы, усугубляя ее депрессию. Однако эта версия не была доказана. По версии мужа Марии, Джиованни Батиста Менегини, певица покончила с собой.

Взлёту карьеры Каллас в середине XX века сопутствовало появление в звукозаписи долгоиграющей пластинки и дружба с видным деятелем звукозаписывающей компании EMI Вальтером Легге .

Приход на сцену оперных театров нового поколения дирижёров, таких как Герберт фон Караян и Леонард Бернстайн , и кинорежиссеров, таких как Лукино Висконти и Франко Дзеффирелли , сделал каждый спектакль с участием Марии Каллас событием. Она превратила оперу в настоящий драматический театр, заставляя даже «трели и гаммы выражать радость, беспокойство или тоску» .

Введена в Зал славы журнала Gramophone .

Биография

Педагогическая деятельность

Работа в кино

В 1968 году Портрет Марии Каллас / Maria Callas Portrat (1968, Германия, короткометражный, экспериментальный,)

Смерть

Последние годы жизни Мария Каллас жила в Париже , практически не выходя из квартиры, где и скончалась в 1977 году . Тело было кремировано и похоронено на кладбище Пер-Лашез . После кражи урны с пеплом и возвращения её обратно, её прах был развеян над Эгейским морем . Пустая урна остается в колумбарии кладбища Пер-Лашез.

Итальянские фониатры (врачи-специалисты по заболеваниям голосовых связок) Франко Фусси и Нико Паолилло установили наиболее вероятную причину смерти оперной дивы Марии Каллас, пишет итальянская La Stampa (перевод статьи на английский опубликован Parterre Box). Согласно результатам их исследования, Каллас умерла от дерматомиозита - редкого заболевания соединительной ткани и гладкой мускулатуры.

К такому выводу Фусси и Паолилло пришли, изучив сделанные в разные годы записи Каллас и проанализировав постепенное ухудшение её голоса. Спектрографический анализ студийных записей и концертных выступлений показал, что к концу 1960-х, когда ухудшение её вокальных данных стало очевидным, диапазон голоса Каллас фактически сменился с сопрано на меццо-сопрано, что объясняло изменение звучания высоких нот в её исполнении.

Кроме того, тщательное изучение видеозаписей её поздних концертов выявило, что мышцы певицы значительно ослабли: грудь практически не поднималась при дыхании, а при вдохе певица приподнимала плечи и напрягала дельтовидные мышцы, то есть по сути совершала самую распространенную ошибку при поддержке голосовой мышцы.

Причина смерти Марии Каллас достоверно неизвестна, однако считается, что певица умерла от остановки сердца. По мнению Фусси и Паолилло, результаты их работы прямо свидетельствуют о том, что приведший к этому инфаркт миокарда был осложнением в результате дерматомиозита. Примечательно, что этот диагноз (дерматомиозит) Каллас поставил незадолго до смерти её врач Марио Джаковаццо (известно об этом стало лишь в 2002 году).

В то же время вокруг смерти певицы существует и теория заговора , высказанная, в частности, кинорежиссёром Франко Дзеффирелли , заявившим в 2004 году, что Каллас могла быть отравлена при участии её ближайшей подруги последних лет, пианистки Вассо Деветци .

Оперные партии

Фильмография

• - Der Grosse Bagarozy / The Devil and Ms. D (режиссёр Бернд Эйхингер , в главных ролях Тиль Швайгер , Корина Харфух , Томас Хайнц , Кристин Нейбауэр)
• - Каллас навсегда / Callas Forever (режиссёр Франко Дзеффирелли , в главной роли Фанни Ардан)
• - Каллас и Онассис / Callas e Onassis (режиссёр Джорджо Капитани , в главных ролях Луиза Раньери , Жерар Дармон)
• - Принцесса Монако , режиссёр Даан Оливье , Вега Пас киновоплощение Марии Каллас

Напишите отзыв о статье "Мария Каллас"

Литература

• Ardoin John, THE CALLAS LEGACY. Seribner-New York.
• Remy Pierre-Jean, CALLAS - UNE VIE. Editions Ramsay - Parigi.
• Jellinek George, CALLAS-PORTRAIT OF A PRIMA DONNA. Ziff Davis-New York.
• Юрген Кестинг. Мария Каллас. - Москва, Аграф, 2001.

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Мария Каллас

В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.

Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»

Слева направо: мать Марии Каллас, Мария Каллас, её сестра и отец. 1924 год

В 1937 году вместе с матерью она приезжает на родину и поступает в одну из афинских консерваторий, «Этникон одеон», к известному педагогу Марии Тривелла.

Под ее руководством Каллас подготовила и исполнила в студенческом спектакле свою первую оперную партию — роль Сантуццы в опере «Сельская честь» П. Масканьи. Столь знаменательное событие произошло в 1939 году, который стал своеобразным рубежом в жизни будущей певицы. Она переходит в другую афинскую консерваторию, «Одеон афион», в класс выдающейся колоратурной певицы испанки Эльвиры де Идальго, которая завершила шлифовку голоса и помогла Каллас состояться как оперной певице.

В 1941 году Каллас дебютировала в Афинской опере, исполнив партию Тоски в одноименной опере Пуччини. Здесь она работает до 1945 года, постепенно начиная осваивать ведущие оперные партии.

В голосе Каллас заключалась гениальная «неправильность». В среднем регистре у нее слышался особый приглушенный, даже как бы несколько сдавленный тембр. Знатоки вокала считали это недостатком, а слушатели видели в этом особое очарование. Не случайно говорили о магии ее голоса, о том, что она завораживает аудиторию своим пением. Сама певица называла свой голос «драматической колоратурой».

В 1947 году она получила первый престижный контракт — ей предстояло петь в опере Понкьелли "Джоконда" на Арене ди Верона, самого большого в мире оперного театра под открытым небом, где выступали почти все величайшие певцы и дирижеры XX века. Спектаклем дирижировал Туллио Серафин, один из лучших дирижеров итальянской оперы. И вновь личная встреча определяет судьбу актрисы. Именно по рекомендации Серафина Каллас приглашают в Венецию. Здесь под его руководством она исполняет заглавные партии в операх «Турандот» Дж. Пуччини и «Тристан и Изольда » Р. Вагнера.

Мария Каллас в опере Джакомо Пуччини "Турандот"

Мария без устали совершенствовала не только свой голос, но и фигуру. Истязала себя жесточайшей диетой. И достигла желаемого результата, изменившись фактически до неузнаваемости. Она сама так фиксировала свои достижения: "Джоконда 92 кг; Аида 87 кг; Норма 80 кг; Медея 78 кг; Лючия 75 кг; Альцеста 65 кг; Елизавета 64 кг". Так таял вес ее героинь при росте 171 см.

Мария Каллас и Туллио Серафин. 1949 год

В самом знаменитом театре мира — миланском «Ла Скала» — Каллас появилась в 1951 году, исполнив партию Елены в «Сицилийской вечерне» Дж. Верди.

Мария Каллас. 1954 год

Казалось, что в оперных партиях Каллас проживает кусочки своей жизни. Одновременно она отражала и женскую судьбу вообще, любовь и страдания, радость и печаль. Образы Каллас всегда были полны трагизма. Ее любимыми операми были "Травиата" Верди и "Норма" Беллини, т.к. их героини приносят себя в жертву любви и этим очищают душу.

Мария Каллас в опере Джузеппе Верди "Травиата" (партия Виолетты)

В 1956 году ее ждет триумф в городе, где она родилась, — в «Метрополитен-опера» специально подготовили для дебюта Каллас новую постановку «Нормы» Беллини. Эту партию наряду с Лючией ди Ламмермур в одноименной опере Доницетти критики тех лет причисляют к высшим достижениям артистки.

Мария Каллас в опере Винченцо Беллини "Норма". 1956 год

Впрочем, не так-то просто выделить лучшие работы в ее репертуарной веренице. Дело в том, что Каллас к каждой своей новой партии подходила с чрезвычайной и даже несколько необычной для оперных примадонн ответственностью. Спонтанный метод был ей чужд. Она трудилась настойчиво, методично, с полным напряжением духовных и интеллектуальных сил. Ею руководило стремление к совершенству, и отсюда бескомпромиссность ее взглядов, убеждений, поступков. Все это приводило к бесконечным столкновениям Каллас с администрацией театров, антрепренерами, а порой и партнерами по сцене.

Мария Каллас в опере Винченцо Беллини "Сомнамбула"

На протяжении семнадцати лет Каллас пела практически не жалея себя. Исполнила около сорока партий, выступив на сцене более 600 раз. Кроме того, непрерывно записывалась на пластинки, делала специальные концертные записи, пела на радио и телевидении.

Мария Каллас оставила сцену в 1965 году.

В 1947 году Мария Каллас познакомилась с богатым промышленником и фанатом оперы Джованни Батиста Менегини. 24-летняя малоизвестная певица и ее кавалер, почти вдвое старше, стали друзьями, потом заключили творческий союз, а через два года обвенчались во Флоренции. Менегини всегда играл при Каллас роль отца, друга и менеджера, а мужа — в самую последнюю очередь. Как сказали бы сегодня, Каллас была его суперпроектом, в который он вкладывал прибыль от своих кирпичных заводов.

Мария Каллас и Джованни Батиста Менегини

В сентябре 1957-го на балу в Венеции Каллас познакомилась со своим земляком, мультимиллиардером Аристотелем Онассисом. Уже через несколько недель Онассис пригласил Каллас вместе с мужем отдохнуть на своей знаменитой яхте "Кристина". Мария и Ари на глазах у изумленной публики, не страшась пересудов, то и дело уединялись в апартаментах хозяина яхты. Казалось, мир еще не знал такого сумасшедшего романа.

Мария Каллас и Аристотель Онассис. 1960 год

Каллас впервые в жизни была по-настоящему счастлива. Она, наконец, полюбила и была абсолютно уверена, что это взаимно. Впервые в жизни она перестала интересоваться карьерой — престижные и выгодные контракты один за другим уходили из ее рук. Мария оставила мужа и переехала в Париж, поближе к Онассису. Для нее существовал только Он.

На седьмом году их отношений у Марии появилась последняя надежда стать матерью. Ей было уже 43. Но Онассис жестоко и безапелляционно поставил ее перед выбором: или он или ребенок, заявив, что у него уже есть наследники. Не знал он, да и не мог знать, что судьба жестоко ему отомстит, — в автокатастрофе погибнет его сын, а несколькими годами позже от наркотической передозировки умрет дочь...

Мария панически боится потерять своего Ари и соглашается на его условия. Недавно на аукционе "Сотбис" среди прочих вещей Каллас был продан и меховой палантин, подаренный ей Онассисом после того, как она сделала аборт...

Великая Каллас думала, что достойна великой любви, а оказалась очередным трофеем самого богатого в мире грека. В 1969 году Онассис женится на вдове американского президента Жаклин Кеннеди, о чем сообщает Марии через посыльного. В день этой свадьбы Америка негодовала. "Джон умер во второй раз!" — кричали газетные заголовки. И Мария Каллас, отчаянно умолявшая Аристотеля пожениться, по большому счету тоже умерла именно в этот день.

В одном из последних своих писем к Онассису Каллас заметила: "Мой голос хотел предупредить меня о том, что вскоре я встречусь с тобой, и ты изничтожишь и его, и меня". Последний раз голос Каллас звучал на концерте в Саппоро 11 ноября 1974 года. Вернувшись в Париж после этих гастролей, Каллас фактически больше не покидала своей квартиры. Утратив возможность петь, она потеряла последние нити, связывающие ее с миром. Лучи славы выжигают все вокруг, обрекая звезду на одиночество. "Только когда я пела, я чувствовала, что меня любят", — часто повторяла Мария Каллас.

Эта трагическая героиня постоянно играла выдуманные роли на сцене и, по иронии судьбы, ее жизнь стремилась превзойти трагизм ролей, которые она играла в театре. Наиболее известной партией Каллас была Медея - роль, как будто специально написанная для этой чувствительной и эмоционально непостоянной женщины, олицетворяющей трагедию жертвы и предательства. Медея пожертвовала всем, включая отца, брата и детей, ради залога вечной любви Ясона и завоевания золотого руна. После такой самозабвенности жертвенности Медея была предана Ясоном так же, как Каллас была предана своим любовником, судостроительным магнатом Аристотелем Онассисом, после того как она пожертвовала своей карьерой, своим мужем и своим творчеством. Онассис изменил своему обещанию жениться и отказался от ее ребенка после того, как он завлек ее в свои объятия, что заставляет вспомнить судьбу, выпавшую на долю вымышленной Медеи. Страстное изображение волшебницы Марией Каллас потрясающе напоминало ее собственную трагедию. Она играла с такой реалистической страстью, что эта роль стала для нее ключевой на сцене, а затем в кино. Фактически, последним значительным выступлением Каллас была роль Медеи в артистически разрекламированном фильме Паоло Пазолини.

Мария Каллас в роли Медеи