Собор 1666–1667 гг
Больших результатов (и в смысле убедительности полемики по существу вопроса, и в смысле авторитетности решений и постановлений) царь ожидал от готовящегося большого собора; для участия в нем в Россию ехали патриархи Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Приглашены на соборный суд над бывшим патр. Никоном были все четыре православных патриарха; все они знали, конечно, что будет обсуждаться и осуществлявшееся уже «исправление» русского богослужения по греческому образцу, знали, вероятно, в общих чертах, и о том, какими мерами оно осуществлялось. Предстоящие им суд над Никоном и суд над русским обрядом, заставили, вероятно, их задуматься:- ехать ли в Москву? Хлопоты о их приезде в Москву царь Алексей Михайлович начал еще в 1662 г., но тогда «все восточные патриархи отказались ехать в Москву или прислать своих наместников» . Патриархи Дионисий Константинопольский и Нектарий Иерусалимский отказались (под благовидными предлогами) приехать и в 1666 г. Оба они и раньше старались примирить царя с Никоном, оба знали, что фактическим руководителем заседаний собора будет Паисий Лигарид митр. Газский, оба знали и писали о том, что он подделал патриаршие грамоты. Позднее Досифей патр. Иерусалимский характеризовал Лигарида в письме царю Алексею Михайловичу так: «еретик из еретиков», каких нет «ни в живых, ни в мертвых»; цит. по .
«Бывший патриарх <Никон> старался выписать с Востока духовное лицо, пользовавшееся громкой репутациею. Это был Паисий Лигарид, называвший себя газским митрополитом. Как многие ему подобные в эту эпоху, этот доктор богословия был просто низким авантюристом, некогда учеником, а потом профессором в Collegio Greco, устроенном в Риме иезуитами; он стал ярым ортодоксом <в смысле: православным> спустя год после этого <…>; он был смещен за частое лихоимство, но сохранил за собою пенсион из Ватикана. Прибытие этого лица <…> наполнило сначала душу Никона радостью. Бывший патриарх наивно верил, что найдет в Лигариде защитника. Пенсионер Ватикана быстро разубедил его: разсмотрев опытным взглядом, на чью сторону ему выгоднее будет стать, он 15 августа 1662 г. составил записку, в которой выставил виновным во всех отношениях Никона и побуждал Алексея обратиться за помощью против мятежника к восточным патриархам. Так как в Москве совсем не знали биографии вновь прибывшаго, то это предложение произвело сенсацию» . И стало началом всех действий по созыву и проведению рокового для судеб России собора.
«Патр. иерусалимский Нектарий, проведав, что Паисий ищет титула экзарха патриаршескаго и уже называется так в Москве, объявлял через своего посланнаго, что это самозванство. Затем и Никон, узнав, разными путями, преимущественно же через греков, служивших и нашим и вашим, о разных проделках своего врага, всякий раз, как только представлялось ему нужным, пользовался этими сведениями. <…> В бумагах Приказа Тайных Дел сохранилась грамота патр. константинопольскаго Дионисия, <…> в которой он рекомендует, в качестве своего заместителя на соборе, - Паисия Лигарида, именуя его "святым и благоразумным, разсудным и сведущим" в церковных делах. Царю вздумалось проверить, <…> поручал ли патр. Дионисий митр. Газскому быть его представителем на соборе. И вот, тут-то и открылось, что Дионисий подобнаго поручения Паисию не давал и грамоты никакой не посылал. "Паисий Лигарид лоза не константинопольскаго престола, я его православным не называю" - писал Дионисий» . Проклинал Лигарида в свое время и патр. Константинопольский Мефодий; всего сказанного было достаточно, чтобы убедился (но, к несчастью для себя, слишком поздно) в его полной бессовестности и подсудимый на соборе экс-патр. Никон. Паисий - «общепризнанный взяточник, лишенный своего места митрополита в Газе, и отлученный от церкви, <…> использовал предварительно то положение, котораго он достиг раньше в Москве, чтобы заняться делом, близким к мошенничеству» . «Он оказался мастером на все руки: выманивал у Алексея Михайловича огромные суммы, якобы на нужды своей газской паствы, занимался торговлей, спекуляциями с медными деньгами, а также и очень некрасивыми проделками. Все это сходило ему с рук под шумок той видной роли, которую он играл в деле Никона» .
«Другой греческий воротила собора 1666–1667 годов, беззастенчиво наживавший деньги, сначала прислуживаясь перед Никоном, потом перед царем, и несколько раз ездивший по поручениям царя к восточным патриархам, дьякон Мелетий, был тоже умным, ловким, начитанным, талантливым, но беспринципным и нечестным авантюристом. В Москве его позже очень основательно подозревали и даже прямо обвиняли в подделке патриарших грамот. Помимо церковной дипломатии и наживы на путешествиях и на прислуживании царю и патриарху, он вместе с Лигаридом крупно зарабатывал ростовщичеством <…>. Другом этих церковных авантюристов, Лигарида и Мелетия, был грек дьякон Агафангел, человек значительно более мелкого масштаба. В свободное от церковных дел время он занимался виноторговлей, пивоварением и организацией игорных притонов» .
О том, что митр. Газский Паисий Лигарид был запрещен в священнослужении своим (Иерусалимским) патриархом, сообщил патр. Никону архимандрит Афонского Костамонитского монастыря Феофан. Никон стал говорить об этом, не скрывая источник своей осведомленности; «Феофан жестоко поплатился за свое сочувствие к Никону и вражду к Паисию. Он был арестован и передан в руки врага, Паисия, "который ево и наказывал и от всякаго дурна унимал, и он де ему учинился непослушен". Феофан был сослан в Кириллов монастырь» - столь дорого было царю Алексею Михайловичу участие в соборе его главного организатора - Паисия. Оправдывая Лигарида, царь Алексей Михайлович, сильно рискуя собственным престижем, заявил собору, что он «живет истинно…и грамота у него поставленная есть и свидетельствована, а (об) отлучении его от иерусалимского патриарха грамоты не бывало»; цит. по . Вероятно, все или многое о Паисии Лигариде и его друзьях знал и патр. Макарий (бывший друг, консультант и сослужитель Никона - см. с. 167); патр. Паисий Александрийский все это знал несомненно («он был об этом извещен специальной грамотой из Иерусалима, но скрыл этот факт от <…> собора в Москве» ); но, быв более сговорчивыми, или более нуждаясь в деньгах, оба ехали в Москву.
Ехали они вверх по Волге, затем сухим путем от Симбирска на 400 подводах с 500 лошадей. Такой впечатляющий размер обоза двух гостей русского царя объясняется не только традицией греков - иерархов-милостынесбирателей привозить с собой десятки купцов - «слуг и родственников». Вероятно, он был согласован с посольским приказом в Москве, причем имелось в виду поднять, таким образом, престиж патриархов.
Замечательны их (а также сопровождавших их приставов) письма с дороги (с русской территории) в Москву. Эти письма содержат, например, редко встречающиеся в документах того времени оценки количества противников реформ в увиденных ими русских городах и областях. Так, патр. Макарий писал будущему Московскому патр. Иоасафу из Макарьевского Желтоводского монастыря (под Нижним Новгородом): «В здешней стране много раскольников и противников не только между невеждами, но и между священниками; вели их смирять и крепким наказанием наказывать». Иногда патриархи сами «смиряли и крепко наказывали раскольников и противников», вероятно, «хорошо зная себе цену» и не ожидая распоряжений и не боясь окриков из Москвы. Так, из Симбирска приставы писали, что патриархи велели «посадить в тюрьму протопопа» (; в других источниках - священника) Никифора за крестное знамение и за то, что не служит по новым служебникам. В подобных поступках патриархов московские власти, тщательно оберегая и даже, по возможности, стараясь повысить авторитет приближавшихся будущих верховных судей как бывшего патр. Никона и его противников - старообрядцев, так и самих старых обрядов, не усмотрели чего-либо недопустимого или предосудительного.
Царя Алексея Михайловича очень беспокоила возможность чьего-либо влияния на приближающихся патриархов, опасного для царских замыслов и целей. «Были приняты экстраординарные меры, чтобы восточные патриархи до личных переговоров с царем не имели контактов в России ни с кем, кроме доверенных людей самодержца. Они даже не должны были знать, зачем приглашены в Россию . Архиепископу Иосифу астраханскому <…> царь послал инструкцию <…:> "И будет они, патриархи, учнут тебя спрашивать, для каких дел к Москве им быть велено? - гласил наказ. - И ты б им говорил, что Астрахань от Москвы удалена и для каких дел указано им быть, про то ты не ведаешь". <Царь требовал, чтобы архиепископ лгал патриархам в глаза, причем они, конечно, это знали;…> Архиепископ должен был проследить, чтобы сопровождающие патриархов мiрские и духовные лица с патриархами и их свитой ни о чем не говорили "и были во всем опасны" <то есть осторожны. > Приставы из стрелецких командиров и подьячий <…> должны были <…> «смотреть и беречь накрепко, чтоб к патриархам ни от кого ни с какими письмами никто не подъезжал, также бы и от них, патриархов, ни к кому никаких писем в посылке не было». Дьякон Мелетий должен был с помощью агентуры, завербованной в свите патриархов, шпионить за Паисием и Макарием. <…> Царская инструкция рекомендовала Мелетию подкупить племянника <фактически, сына> Макария, архидьякона Павла, чтобы он следил за перепиской дяди <фактически, отца> и при необходимости перехватывал письма, а также попытаться подкупить племянника патриарха Паисия. Жалование главным шпионам полагалось большее, чем лучшим военным разведчикам, - до 30 золотых! К тому времени, когда патриархи доехали почти до Владимiра, царь Алексей Михайлович еще более обеспокоился. <…> К Паисию и Макарию был послан стрелецкий полковник А.С. Матвеев (доверенное лицо царя, будущий глава правительства). <Видимо, царь не доверял Мелетию - собственному давнему агенту;…> При патриаршей службе в попутных соборах Матвееву полагалось допускать к благословению воевод, приказных и иных чинов знатных людей только в своем присутствии. <…> Наблюдение за патриархами оказалось нелишним, хотя и не в том аспекте, который предполагал царь Алексей Михайлович. Паисий и Макарий с самого начала повели себя вольно, настолько вольно, что приняли в свою свиту ссыльных. <…Царь требовал от дьякона Мелетия, чтобы патриархи> «с нами, великим государем, не ссорились, тех воров, Ивашку Лаврентьева и Ивашку Туркина с собою к Москве не возили.» Патриархи не только не выполнили пожелание государя, но кроме И. Лаврентьева и И.Туркина привезли с собой в Москву еще 20 человек, не числившихся в свите» . Эту вопиющую наглость (как и многие другие) московские власти тоже не заметили, и из-за нее с патриархами не «поссорились». Патриархи прибыли в Москву 2 ноября .
Интересно, как царские приставы и подъячий должны были и могли «смотреть и беречь накрепко, чтоб к патриархам ни от кого ни с какими письмами никто не подъезжал, также бы и от них, патриархов, ни к кому никаких писем в посылке не было»? Обыскивать всех русских и греков, желающих поговорить с патриархами или даже просто получить патриаршее благословение? Изымать все найденные при обысках письма к патриархам? Это было бы хоть и очень «скандально», но все же можно; а вот как запретить или помешать самим патриархам писать, кому они хотят? Это было невозможно; следовательно оставалось обыскивать и их гонцов, и изымать у них патриаршие письма. И патриархи терпели это? Не знаю, что и ответить; возможно, терпели (ведь терпело же их беспримерную наглость московское правительство); при этом их письма царю наполнены выражениями любви и благодарности. Сколько лжи и неискренности во всем, что связано с «Никоновы-ми» реформами! Как могущественны деньги!
А почему, собственно, царь Алексей Михайлович так боялся патриаршей переписки? И переписка патриархов с кем его наиболее тревожила? Во первых, конечно, с экс-патриархом Никоном; во-вторых, вероятно, с Константинополем. Но некоторую, вероятно, тревогу могла внушать ему и возможность переписки с защитниками старых обрядов, которые могли попытаться открыть глаза патриархам и на бессмысленность богослужебной реформы, и на методы ее осуществления. Впрочем, такая попытка была бы заведомо безнадежной по взаимному незнанию патриархами и старообрядцами языков).
Однако с патриаршим авторитетом Макария и Паисия дело обстояло совсем не так, как было желательно московским властям, и даже самое их право участвовать в Московском соборе было весьма сомнительным. Возмущенный их намерением судить Никона, известного на Востоке как грекофила, Константинопольский патр. Парфений и созванный им собор добились у турецкого правительства смещения (канонически вполне правильного) их с их кафедр за оставление ими их паств без разрешения властей, и назначения на их места других иерархов. Таким образом, в Москве Паисий и Макарий были, фактически, подсудными (и, к тому же, бегущими от суда) экс-патриархами; их престолы были канонически правильно заняты другими лицами.
Я написал, что турецкие власти «правильно» сместили патриархов Паисия и Макария с их кафедр; это может показаться странным. Дело тут в том, что в империи Османов высшие духовные лица несуннитских исповеданий представляли перед правительством и гражданские интересы своей паствы и были, таким образом, в определенном смысле, государственными чиновниками и, поэтому, естественно, и утверждались в этом качестве государством на своих кафедрах. Христиане не избирали и не имели светских начальников и защитников; их интересы перед местными властями защищали их епископы, перед центральными - Константинопольский патриарх. Так что не санкционированный как турецкими властями, так и Константинопольским патриархом отъезд патриархов Паисия и Макария был: 1) явным пренебрежением духовными и гражданскими делами и интересами их паств - а это тысячи христиан; 2) важным государственным проступком; 3) проступком перед Константинопольским патриархом, которого они своим отъездом без его разрешения поставили в очень неудобное положение перед властями. Последствия своего путешествия они, конечно, предвидели (и, отчасти поэтому, не спешили возвращаться к своим паствам, принявшим иных архиереев), и эти последствия их, естественно, пугали, но царские деньги влекли сильнее - значит, их предвиделось очень много; в этом патриархи не ошиблись.
Кроме того: «Племянник константинопольскаго патриарха Афанасий <…> утверждал, что он послан своим дядею и собором всех восточных епископов, для примирения Никона с царем» . «Афанасий Митрополит Иконийский и Каппадокийский прислан бысть в царствующий град Москву ко Благочестивому Царю от Вселенскаго Константинопольскаго Патриарха с писанием, поборствующим о Святейшем Патриархе Никоне» . Из этого, вероятно, «писания» царь знал о скандальном факте лишения патриархов Макария и Паисия их кафедр, но тщательно скрывал его; несмотря на это, он стал известен всем подсудимым на соборе и в том числе, что было царю особенно нежелательно, бывшему патр. Никону. Добиться восстановления патриархов на кафедрах (для чего пришлось уплатить турецкому правительству, чтобы оно удалило с Константинопольской кафедры неуступчивого патр. Парфения) царь смог только после окончания собора, псевдо-легализовав его решения, таким образом, только задним числом. В сущности, однако, эта псевдо-легализация не имела значения, так как во время заседаний собора его руководители и авторитеты Макарий и Паисий патриархами не были, и этот факт какие-бы то ни было и чьи-бы то ни было запоздавшие действия изменить не могли.
Афанасий митр. Иконийский, разоблачивший поддельность грамот Лигарида, был обвинен (вероятно, несправедливо; это обвинение характерно для всей атмосферы собора) в подделке своих документов, и после собора, участие его в котором было желательно царю, был отправлен в заключение в Желтоводский монастырь и там умер. Также и «инии мнози соболезнующий Блаженному Никону, муками и узами и темничным заточением удручени быша» . На соборе Никон «спокойно заметил: он слышал, что в Москву приехали неистинные патриархи, то есть люди, лишенные своих патриарших престолов; и потребовал, чтобы его судьи поклялись на Евангелии, что это не так. <…Патриархи> отказались. <…> Требование Никона предъявить свои письменные полномочия Паисий и Макарий выполнить не смогли. Таких полномочии у них не было» .
Неясно, какие полномочия имеет в виду : от епископских синодов своих патриархатов, или от Константинопольского патриарха; не было ни тех, ни других. Не было и авторитетных и полномочных представителей Константинопольской и Иерусалимской кафедр. Того, другого и третьего не было, конечно, не случайно: Константинопольский и Иерусалимский патриархи, их епископы и даже епископы Александрийского и Антиохийского патриархатов, подчиненные Паисию и Макарию, не хотели даже минимально участвовать в суде над Никоном. Но возможно и иное: патриархи Паисий и Макарий, желая, чтобы как можно меньше не посвященных в их дела людей знали об их не санкционированном властями и Константинопольским патриархом отъезде, никого о нем не оповещали и никаких полномочий не искали (зная, вероятно, что найти их им все равно не удастся), то есть, попросту говоря, тихо сбежали из своих епархий, от своих паств и сослужителей. Какой вариант благовиднее? Не знаю, что и сказать.
Племянник Константинопольского патриарха митр. Афанасий Иконийский и Каппадокийский (его предместником был свт. Василий Великий - один из самых почитаемых в России святых) умер в заключении в Желтоводском монастыре! - столь важно было для царя Алексея Михайловича, чтобы он - один из авторитетнейших участников собора - не вернулся на Восток и не рассказал своему дяде и всем, кого интересовал суд над Никоном, то, что видели его собственные глаза. Этот беспрецедентный случай показывает нам царя уже в совсем особом свете. Я не знаю подробностей этой волнующей драмы, но можно думать, что весь Восток был потрясен.
Не очень подходящим для авторитетного собора был и внешний вид прибывших патриархов. Пришлось их, буквально, облачать, обувать и снаряжать. «Восточные гости-судьи были не только купленные, но и ряженые. Ряженые в прямом смысле - приходно-расходные книги Патриаршего приказа, Оружейной и Мастерских палат детально сообщают нам, как изготовлялись для греков все предметы их драгоценного одеяния и прочее, необходимое для придания ведущим участникам большого церковного собора достойного для Москвы вида: кресла, кресты, панагии, посохи, книги (писавшиеся, по условиям игры, по-гречески, одна из которых была в спешке переплетена "вверх ногами", чего никто так и не заметил), ларцы, обувь и т. п.» . Но если не этими необходимыми для собора предметами, то чем же были нагружены 400 патриарших подвод (не думаю, что 500 лошадей везли их пустыми)?
Вероятно, товарами; а дорогие одеяния, утварь и книги патриархи с собой в долгую дорогу, экономя место и опасаясь подвергать эти ценности опасностям дальнего пути в варварских странах, везти не пожелали; они, вероятно, были уверены, что все это им предоставят в Москве. Москву и цену себе и своим срочно необходимым там услугам они знали хорошо, и не ошиблись. Возможно и то, что они «подыгрывали» царю, «не зная», зачем он приглашает их в Москву. Было бы очень интересно изучить с этой специально целью предсоборную переписку: просила ли Москва патриархов не привозить все это? Возможно, впрочем, и то, что нужных для участия в соборе дорогих книг, одеяний и утвари у них просто не было.
Старообрядцы прекрасно поняли, что за люди - руководители собора. «Резко осуждая греческих патриархов Паисия и Макария за их враждебную позицию по отношению к старообрядцам, <дьякон> Федор обвиняет их в неискренности и корыстолюбии» - очень мягко говоря. Прот. Аввакум, с обычной своей резкостью, отозвался о них так, что не хочется цитировать.
Главными консультантами патриархов Макария и Паисия, от которых они, не зная русского языка, полностью зависели, были греки, хорошо знавшие русский язык, в том числе афонит архим. Дионисий из московских книжных справщиков, содомит, о чем знали и говорили его оппоненты на соборе. (Возможно, такой его репутацией объясняется очень маленькое царское вознаграждение его трудов). Охарактеризованный выше Паисий Лигарид был ко времени собора уже давно (в 1657 г.) запрещен всвященнослужениисвоим Иерусалимским патриархом, и тщательно скрывал это от русских, вероятно, боясь царского гнева и надеясь сам втихомолку купить себе патриаршее прощение. Царь Алексей Михайлович, не жалея денег, пытался добиться для него прощения, но только в 1670 г. Иерусалимский патр. Досифей уступил повторной просьбе и подаркам («связки соболей на 1300 рублей по московской цене» ) царя, и разрешил Лигарида от запрещения (что было царю совершенно необходимо).
Таким образом, главный устроитель собора был во время собора фальшивым митрополитом, как главные авторитеты собора были фальшивыми патриархами, и это знали и скрывали русский царь и все русские иерархи - участники собора! Конечно, прекрасно зная свое истинное положение, патриархи и Лигарид ясно понимали, что «компромат» на них и, поэтому, их дальнейшие судьбы - полностью в руках царя! - который мог в любой момент «разоблачить» их и «наказать за обман». О малейшей их самостоятельности (до законного и официального возвращения им их титулов, а их самих - на оставленные ими кафедры) не могло быть речи и мысли - они были марионетками в его руках.
Разрешив Лигарида, патр. Досифей остался, однако, при своем прежнем о нем мнении. Высказал он его в письме Лигариду так: «На тебе кончаются <то есть исполняются> езоповы басни, где говорится, как козел бранил волка с высокаго места, ибо ты не столько велик, сколько глуп, безчеловечен и безстыден, только место, где пребываешь, есть двор царский». И менее, чем через 2 месяца Лигарид снова и до конца своих дней († 24.8.1678) был тем же патр. Досифеем запрещен в священнослужении . «4 мая 1672 года Паисия отправили из Москвы <…>, снабдив богатым жалованием и двенадцатью подводами для вывоза его имущества. <…> Он выехал из Москвы только в феврале 1673 года (причем получил еще одно пожалование на отъезд, вполовину прежнего), но обосновался в Киеве, не желая покидать русские пределы. <…> Письма Паисия за границу не выпускались, а самого его велено было стеречь "всякими мерами накрепко". Сообщник в темных делах пугал царя, к тому же из Стамбула переводчик-агент Панагиот предупреждал государя, "чтоб не велел газского митрополита с Москвы отпускать, чтоб не учинил в Цареграде и в иных местах какого дела с простодушия своего"» . Действительно, темные, очень темные дела затеял русский царь и совершил их в 1666–1667 гг. Хорош и его «простодушный» помощник в этих темных делах - два сапога пара.
Все «простодушные» греки-проходимцы и русские епископы - их союзники - перешли на сторону царя сразу же после опалы бывшего покровителя и кормильца многих из них - патр. Никона, и всеми силами, правдами и неправдами, на соборе и вне его, старались «утопить» своего первого благодетеля. «Хитрые, жадные на деньги и наглые люди были для Алексея Михайловича ценными агентами, когда ему пришлось вести дело с греческими патриархами. Они хорошо знали, как и кому поклониться, были экспертами закулисных дел и казуистики и в трудном положении всегда могли подсказать царю нужное слово или нужный маневр» . При продажности главных авторитетов соборных заседаний и полной их зависимости от царя Алексея Михайловича и обсуждавшейся выше запуганности и покорности русских архиереев, не удивительно, что, по словам Каптерева, «собор стал оружием в руках царя». Это очень мягко сказано.
Замечательно выражение: «по условиям игры»! - это не легкомысленная неточность ради красного словца и не вульгарная насмешка, но правильное отражение одного аспекта всей деятельности собора 1666–1667 гг. Он, действительно, в значительной степени был игрой: псевдо-патриархи - авторитеты собора, псевдо-митрополит - организатор собора, псевдо-неведение целей приезда в Москву, а затем - обязательных к выполнению целей собора, псевдо-самостоятельные рассуждения в заседаниях собора, псевдо-эрудиция постановлений собора, составленных такими продажными псевдо-знатоками истории русской Церкви, как Дионисий, и т. д. Бросается в глаза - на что был похож этот собор: на сталинские суды 1930-х гг.! И там, и там для осужденных эта игра имела один финал: смерть или пожизненная тюрьма в неимоверно жестоких условиях; что лучше: земляная тюрьма в Пустозерске или лесоповал на Колыме?
Именно потому, что они стали «оружием в руках царя», были, как оружие, ему необходимы и ясно это сознавали, Александрийский и Антиохийский патриархи (фактически - экс-патриархи, лишенные канонической власти даже в своих бывших патриархатах и не имевшие, конечно, даже малейшей законной власти в России) вели себя на соборе демонстративно властно, не считаясь с общеизвестными церковными канонами и своим истинным положением, которое сами, они, конечно, прекрасно знали. Так, за возражения им они запретили в священнослужении русских митрополитов Павла Сарского и Подонского (местоблюстителя московского патриаршего престола) и Илариона Рязанского, вовсе им не подчиненных ни в настоящем, ни в прошлом. Такое наглое превышение власти было, конечно, возможно только с разрешения, или даже по желанию царя, и преподало всем русским иерархам, помнившим еще Павла Коломенского, прекрасно подействовавший урок повиновения.
Автор проекта антистарообрядческой части постановлений собора афонит «Дионисий показал презрение к русскому обряду не только на словах, но и на деле. Когда в великую субботу 1667 года во время торжественного патриаршего богослужения в присутствии царя русское духовенство пошло с плащаницей "посолонь" (по движению солнца), то Дионисий совершенно неожиданно увлек греческих патриархов и остальное греческое духовенство в обратном направлении, навстречу русской процессии. Произошли замешательство и довольно резкий спор между русскими и греческими архиереями. Наконец сам царь вмешался в конфликт между русскими и греками, предложив, чтобы и русские пошли вслед за гостями» . Какая яркая картина и ситуации, и характеров, и ролей действующих лиц!
Служивший Никону грек-переводчик Димитрий, боясь пыток, зарезался насмерть. Патриарший крест, предносимый Никону, патриархи приказали отобрать силой, что и было сделано; весь собор видел эту безобразную сцену. Она (как и вообще обращение с Никоном) не осталась без теоретического обоснования. В «Правилах касательно власти царской и власти церковной <…>, составленных Паисием Лигаридом и русскими советниками царя, <написано:> «Царь своею властию подобен Богу <;…> Он на земле наместник Божий есть. <…Следует> патриарху быти послушливу царю <;…Считаем патриарха,> творяща противне церковным уставам или противно царю нерассудне и безумие деюща с престола своего весьма быти извержительна и удалительна»» . То есть, патриархи прямо и недвусмысленно оправдывали свержение патриарха царем! Раньше чего-либо подобного в официальных документах не писали (хотя фактически, конечно, такое бывало и в Византии, и на Западе, и в России); собор 1666–1667 гг. поставил рекорд угодливости.
Русские примеры такого свержения: 1) вел. кн. Дмитрий Иванович Донской и митр. Киприан; 2) вел. кн. Василий Васильевич и митр. Исидор; 3) царь Иван Грозный и митр. Филипп; 4) царь Димитрий Иванович и патр. Иов; 5) «По распоряжению <царя> Василия Шуйского <…патр. Игнатий> был насильно сведен с престола всероссийских патриархов и заточен в кремлевском Чудове монастыре 26 мая 1606 г., без обязательного в таких случаях расследования его деятельности судом епископов. Столь явное нарушение канонического права отечественные архиереи попытались устранить на соборе, созванном <…> в конце июня того же года. <…> Участникам собора не оставалось ничего другого, как санкционировать уже состоявшееся отстранение Игнатия Грека от высшей духовной власти. При этом они не предъявили низверженному патриарху никаких конкретных обвинений в нарушении догматов или в отступлении от принятой в ту пору обрядовой практики» . Рекорду угодливости сопутствовал рекорд коварства: Никона обвиняли в том, что он «укорял» царя. Но он делал это, доверяя (устно) Лигариду и (в письмах из Новоиерусалимского монастыря) патриархам. Это доверие со стороны почти ссыльного могло бы остановить менее подкупных, бессовестных и угодливых судей. Доверяя им, Никон, как все люди, судил о других по себе. Не говоря уже о том, что его «укоризны» были царем вполне заслужены.
Специально для патриархов Дионисий составил трактат против старых русских обрядов, который и стал основой постановлений собора по этому вопросу. Главная мысль трактата - неспособность русских не только развить, но и сохранить без помощи и контроля греков православие, полученное тоже от греков. Например: «Отнележе престаша российский митрополиты ходити в Царьград хиротонисатися <…> того ради гречестии изящнии архиереи не хождаху в Россию. <…> Того ради начата зде быти сия прелести: о сложении перстов, и прилоге в символе, и аллилуиа, и прочее. <…> Остася земля сия не орана <…> и темным омрачением омрачися. <…> Сие несогласие и ереси возрастоша от неких еретиков, кии от греков отлучишася и с ними не совопрошахуся ни о чесом же ради тогдашняго своего суемудрия». И только теперь, особенно при царе Алексее Михайловиче, «сия земля великороссийская просвещатися паки нача и в православие вправлятися»; цит. по . «Некий суемудрые еретики» - вероятно, отцы Стоглавого собора. На таком же уровне культуры и правдивости Дионисий объясняет и непонятное молчание о русских «ересях» греческих патриархов до-никоновских времен: они не знали русского языка, были в Москве почти под арестом, не выходили из дома, и не заметили русских «новшеств». В двуперстном крестном знамении Дионисий разоблачил арианство, македонианство, савеллианство и аполлинарианство; в сугубой аллилуиа - эллинское многобожие и иудейский монотеизм (одновременно); в молитве «Господи Icyce Христе Сыне Божий помилуй мя» - арианство; в двуперстном священническом благословении - ересь люторскую и кальвинскую. Собору предлагалось верить всему этому бреду, оплаченному из русской государственной (то есть, государевой) казны.
И собор поверил этому бреду вполне; в его постановлениях говорилось: «<…Стоглавый> собор <…> и что писаша о знамении честнаго креста, сиречь о сложении двою перстов, и о сугубой аллилуйе и о прочем, еже писано неразсудно, простотою и невежеством в книзе Стоглаве, и клятву юже без разсуждения и неправедно положиша, <то есть анафему Стоглава на не-двуперстие и не-двоение аллилуиа> мы <…(имена и титулы)> разрешаем и разрушаем, и той собор не в собор, и клятву не в клятву, но ни во что вменяем, яко же и не бысть. Зане той Макарий митрополит <председатель Стоглавого собора> и иже с ним мудрствоваша невежеством своим безразсудно, якоже восхотеша сами собою, не согла-сяся с греческими и с древними харатейными словенскими книгами, ниже со вселенскими святейшими патриархи о том советоваша, и ниже совопросишася с ними»; цит. по . Таким образом, от греческих книг, в отличие от «словенских», снова, как и на соборе 1654 г. (см. с. 126) не требовалось быть «древними харатейными» - они и любые хороши - неизменяемый в веках эталон! Феодоритово слово о двуперстии «солгано от некиих суемудрых и сокровенных еретиков»! - где же и когда жили и составили это слово эти сокровенные еретики? - неизвестно. Житие св. Евфросина Псковского (в котором обосновывается и утверждается сугубая аллилуиа) «писано от соннаго мечтания». Сказание о белом клобуке «лживо и неправедно», а его автор «писа от ветра главы своея». Причина «заблуждений» Стоглавого собора указана в том, что он был собран без благословения восточных патриархов - можно ли было сильнее унизить русское национальное чувство? Стоглавый собор «вменен ни во что, якоже и не бысть» - проще, точнее и честнее было бы сказать, что все прошлое русской Церкви «вменено ни во что, яко не бысть».
Немного отвлекаясь от основной темы, процитирую, к слову, отзыв о Стоглавом соборе более поздней, изданной уже Синодом, полемической книги «Обличение»: «Онии стоглавые отцы, таковое сложение перстов узаконяюще, от невежества то сотворили. Собор сей не только стоглавым, но и единоглавым не достоин нарещися: понеже ни единыя главы - имущия мозг чистый, могущия о предложенных вещах здраво разсуждати, - не было и основан на единых баснях»; цит. по . Это писали и публиковали русские архиереи, в дни памяти святых участников Стоглавого собора соб-ственноустно и принародно им молившиеся.
В 1667 г. греки, не сдерживаясь, мстили русским за их автокефалию и патриархат, за упреки (вполне справедливые, что греки прекрасно знали) по поводу Флорентийского собора, обливательного крещения и склонности к унии, за теорию третьего Рима и возвеличение русского православия, а русский царь им это заказывал и щедро оплачивал, и только поэтому их языки и перья развязались до такой степени. В результате собора Россия оказалась хранительницей не православия (как считали до собора почти все русские люди), а множества богослужебных ошибок и грубых суеверий. Все русские епископы подтвердили это оплевание русской истории и святости; духовные лица, способные сопротивляться (на соборе - подсудимые), были уже в рядах противников власти, в рядах ее сторонников остались только безмолвно-покорные подписанты.
Демонстрируя злобную мелочность, собор рекомендовал разрешать все бытовые вопросы (об облачениях, и т. п.) «по чину восточным Церкви <… > яко бы во святой соборной Церкви было единомыслие и согласие во всем, якоже во священнодействии, и во священных ризах и в прочих церковных чинах такожде быти согласию, и во всех одеяниях, ихже носим. <…> Аще ли же кто станет укоряти носящих греческия одежды, таковый, аще от священнаго чина будет, да извержется, аще ли от мiрскаго, да будет отлучен»; цит. по . В первый и, вероятно, в последний раз в церковной истории извержение из священного сана и отлучение от Церкви угрожали «укоряющим» определенный вид одежды клирикам и мiрянам. Собор даже запретил писать на иконах русских митрополитов Петра и Алексия в белых клобуках! - которые они, вероятно, носили фактически и в которых изображены на всех старых русских иконах; первый шаг к вскоре последовавшему переписыванию икон для фальсификации перстосложения.
Итоговое постановление собора: «<…> повелеваем всем <…> покорятися святой восточной Церкви. Аще ли же кто не послушает <…> аще ли будет от священнаго чина, извергаем и обнажаем его всякаго священнодействия и проклятию предаем. Аще же от мiрскаго чина, отлучаем и чужда сотворяем от Отца и Сына и Святаго Духа, и проклятию и анафеме предаем, яко еретика и непокорника. <…> И аще пребудет во упрямстве своем до скончания своего, то да будет и по смерти отлучен, и часть его и душа его со Иудою предателем и с распеншими Христа жидовы и с Арием и с прочими проклятыми еретиками. Железо, камение и древеса да разрушатся и да растлятся, а той да будет не разрешен и не растлен во веки веков, аминь»; цит. по .
Такие неслыханные ранее в России проклятия объясняются, конечно, неприязнью греков к русским варварам, осмелившимся думать и молиться по-своему, обличать в неправоте своих учителей, да еще и претендовать на лидерство в православном мipe, неприязнью, копившейся 2 века автокефалии русской Церкви и излившейся сразу, по просьбе, под контролем, при одобрении и за счет русского царя, считавшего такое излияние полезным для его великих планов и даже верившего (вероятно, только отчасти) в правоту проклинателей. Не зря Андрей еп. Уфимский уже в XX в. назвал этот собор «русским разбойничьим» по аналогии с «разбойничьим» монофизитским епископским собором в V в., принявшим (с грубыми нарушениями процессуальных норм) еретические постановления, впоследствии (в том же столетии) дезавуированные Церковью на IV вселенском Соборе.
Что касается неповинующихся, то собор рекомендовал «наказать злочестивых и градским законом, и казнить их разным томлением и различными муками», квалифицированно, услужливо и своевременно подсказав царю и русскому правительству (которые как миряне могли и не знать таких подробностей из церковной истории), что по постановлению 5-го вселенского собора еретикам «овым языки отрезоша, овым руце отсекоша, овым уши и носы, и позориша их по торгу, и по том сослани быша в заточение до кончины их». А «патриарху Иоанну иконоборцу повеле благочестивая царица Феодора сотворити лепое отмщение: <…> ослепити его и сослати и с последующими ему в лютейшия места»; цит. по. Не пожалели иерархи-греки русских глаз, языков, рук, ушей и носов; соименные члены греческих тел они, вероятно, поберегли бы. Не пожалели отчасти по своему разумению, а отчасти потому, что не пожалел их их главный организатор, подсказчик, работодатель и кассир - русский царь Алексей Михайлович. Ну, а ему виднее - рассуждали, вероятно, они; варвары есть варвары; пусть друг друга режут; наше дело чистое - учительское, мы правду пишем. Не пожалели побежденных противников и русские иерархи - участники собора; их безжалостность столь отвратительна и столь печальна, что я не могу о ней писать. О казнях смертью не сказано, но всем (грекам в том числе) было ясно, что их ждать не долго.
Таким образом, Александрийский и Антиохийский экс-патриархи, выдававшие себя за настоящих патриархов и признанные в таком качестве царем Алексеем Михайловичем, множество приехавших с ними в Москву восточных иерархов, Московский патриарх и все русские архиереи утвердили в 1667 г. новые обряды (греческие), провозгласили ересью старые (русские) и благословили царя мучить и казнить старообрядцев, как он сочтет нужным и правильным. В постановлениях собора нет ни одного слова в защиту хотя бы малого разнообразия в обряде (в духе вышецитированного письма Константинопольского патр. Паисия), или каких-то национальных особенностей богослужения, или гуманности, или хотя бы разумно-политичного отношения к защитникам старого обряда. Полностью и без исключений запрещалось молиться Богу «иначе»; на держащихся традиционных русских обрядов были наложены небывало жестокие клятвы. Можно говорить об окончательно оформившемся с этого момента расколе русской Церкви.
Немного выходя за границы темы, обозначенной в заглавии книги, отмечу, что утверждение, что старый обряд есть ересь, свойственно всей церковной полемической против «раскольников» литературе до учреждения единоверия в 1790-х гг. и, отчасти, и более поздней. Доказывать это означало бы - слишком далеко выйти за эти границы. Но нельзя не заметить трудно-объяснимых озлобления и ослепления противо-старообрядческой полемики и полемистов; так, один из культурнейших писателей эпохи имп. Петра I называл двуперстие «демонским» (); подобно ему высказывались и почти все его современники - коллеги по полемике. Позднейшие же последователи Дионисия и Димитрия - русские анти-старообрядческие полемисты - с немалой изобретательностью расширили и украсили список поношений на «знамя» старого обряда - двуперстие. Его называли: «1) арианством, 2) македонианством, 3) несторианством, 4) арменством, 5) латинством, 6) еретичеством, 7) раскольничеством, 8) раскольническим суеверием, 9) Ариевой пропастью и злобным разделением, 10) вратами, низводящими в ад, 11) злочестием, 12) неправославием, 13) злым мудрованием, 14) скверностью, 15) волшебным знамением, 16) хиромантией, 17) армейским кукишем, 18) противным преданием, 19) дрожжами смердящего кваса раскольнича, 20) проклятым, 21) демоноседением, 22) чертовским преданием, 23) вражеским веянием» . А также: «душепагубным суемудрием, злобожным разделением, Савелиевым еретичеством» . Содержащие эти наименования проповеди произносились и полемические трактаты издавались большими тиражами даже и тогда, когда уже давно было учреждено единоверие, и единоверческие священники и их пасомые молились двуперстно по благословению и под контролем Синода.
Замечательно, что если двуперстие - сложение демонское, то те, кто был крещен в Великороссии до патриаршества Никона (то есть в том числе и сам Никон, и - это было страшно подумать, сказать и услышать! - сам царь Алексей Михайлович), были крещены в демонски назнаменованной (вместо освящения) перстами священника и, поэтому, не освященной, но оскверненной воде, и, следовательно, - некрещены! Так говорил еще в 1650-х гг. допрашивавшим его судьям нижегородский старообрядец Авраамий. Это не софизм, а тщательное отношение к обряду, и возразить было нечего. Придумывая эту кличку, ее автор - Димитрий митр. Ростовский - , вероятно, учел эту тонкость; он тоже родился до патриаршества Никона (в 1651 г.), но не в Великороссии, а под Киевом, и свое крещение (в котором вода была назнаменована имянословно, то есть, по его мнению, освящена) считал, поэтому, вне подозрений.
Не следует забывать и того, что: 1) Половина участников собора (притом авторитетная, с решающим голосом половина), организованного, чтобы решить, решавшего и решившего будущую судьбу русской Церкви, не знала русского языка и вынужденно довольствовалась разъяснениями Дионисия - царского «назначенца»; даже Паисий Лигарид «не знал по-русски, <…и> приобрел себе умнаго и образованнаго переводчика <Симеона Полоцкого>» . 2) Подсудимые - противники на соборе царя, послушных ему русских иерархов и патриархов-греков - были разделены на два враждующие между собой лагеря: экс-патриарх Никон со своими очень немногочисленными (на соборе и в России) самоотверженно преданными ему сторонниками (это те немногие, кто бескорыстно любил и уважал его во время его патриаршества), и защитники старого обряда, очень малочисленные на соборе, но знающие за своей спиной открытую или скрытую поддержку нескольких епископов и большинства низшего русского духовенства и простонародья.
Эта вражда внесла свою лепту в трагедию истории Русской Церкви: если бы накануне или в ходе собора защитники старого обряда и Никон примирились, то лагерь сторонников русского благочестия обрел бы главу - бесстрашного и несгибаемого человека, гонимого носителя патриаршего сана - и усилился стократно. И его внутреннее развитие, как и дальнейшая борьба государства, запуганной раболепствующей иерархии и продажных заезжих учителей против него, имели бы совсем иные результаты (особенно, если Никон решился бы, сумел бы и успел бы рукоположить епископов из числа своих сторонников, чего власти, конечно, постарались бы не допустить, вплоть до его и их физической ликвидации). И такое примирение было не невозможно, так как опальный экс-патриарх к 1666 г. уже полностью охладел к предателям-грекам, их книгам и обрядам и, можно думать, к бывшему «собинному» другу (в сущности, тоже предателю); не хватило только маленьких первых встречных шажков с каждой стороны, например, напоминаний о бывшей дружбе, введении единогласия, общих теократических идеях и антипатии к западному влиянию; за первыми шажками должны были, конечно, последовать вторые - взаимные покаяния и прощения, а затем третьи - компромиссы и соглашения по ряду вопросов. Но взаимная ненависть (питаемая, естественно, с одной стороны, памятью о Павле Коломенском и других жертвах гонений, а с другой - о злословии Никона старообрядцами, истощившими на него весь древне-русский лексикон поношений, о плевках в глаза и т. п.) не была преодолена ни с одной стороны, и первые шажки не были сделаны. Такое примирение было не невозможно и было бы небезрезультатно и позднее, когда Никон жил в ссылке; но и тогда его и старообрядцев застарелая взаимная ненависть была сильнее сближающих факторов.
Из книги Православные праздники [с календарем на 2010 год] автора Шуляк Сергей12 Февраля – Собор вселенских учителей (или Собор трех святителей) Собор вселенских учителей и святителей – праздник Православной церкви, посвящённый памяти великих каппадокийцев Василия Великого, Григория Богослова и константинопольского патриарха Иоанна Златоуста,
Из книги Моя жизнь во Христе. Том 2 автора Кронштадтский ИоаннЗапись 1666 Если встретишь от кого-либо из посторонних невнимание и пренебрежение к себе, не оскорбляйся, не обижайся этим, но скажи себе: я достоин того; слава Тебе Господи, яко сподобил мя еси непотребного по делам моим бесчестие прияти от подобных мне сочеловеков. Сам же
Из книги Полная история Христианской Церкви автора Бахметева Александра НиколаевнаЗапись 1667 Не ешь досыта, не спи досыта, трудись с усердием, молись всем сердцем; будь от души послушен родителям и начальникам, доброжелательствуй всякому, будь доволен всеми, и ты будешь доволен собою, здоров и
Из книги Полная история христианской церкви автора Бахметьева Александра Николаевна Из книги Раскол русской Церкви в середине XVII в. автора Крамер А. В.Глава VIII Ересь Нестория и Третий Вселенский Собор. Ересь Евтихия и Четвертый Собор. Пятый Вселенский Собор Едва утихли на Западе споры о пелагианстве, как на Востоке началось сильное волнение по поводу лжеучения Нестория. Антиохийский пресвитер Несторий был избран в 428
Из книги Очерки по истории Русской Церкви. Том 2 автораСобор 1666 г До открытия собора и без обсуждения между собой, каждый из 10 иерархов - предполагаемых участников (в том числе митрополит из Сербии Феодосии) - должен был письменно ответить лично царю (он «вызвал каждого из них к себе поодиночке» ) на поставленные им
автора Карташев Антон Владимирович Из книги Очерки по истории Русской Церкви. Том II автора Карташев Антон ВладимировичСуд над старообрядцами нового собора 1666-1667 года Русский собор 1666 г. происходил между 29 апреля и 2-м июля. В ноябре прибыли патриархи: Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Их встречали, как миротворцев. Но, к сожалению, они попали в обработку не в русские, а в чисто
Из книги Очерки по истории Русской Церкви. Том II автора Карташев Антон Владимирович Из книги Русское Старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века автора Зеньковский Сергей АлександровичСуд над старообрядцами нового собора 1666-1667 года Русский собор 1666 г. происходил между 29 апреля и 2-м июля. В ноябре прибыли патриархи: Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Их встречали, как миротворцев. Но, к сожалению, они попали в обработку не в русские, а в чисто
Из книги Печальные ритуалы императорской России автора Логунова Марина ОлеговнаСуд над старообрядцами нового собора 1666-1667 года Русский собор 1666 г. происходил между 29 апреля и 2-м июля. В ноябре прибыли патриархи: Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Их встречали, как миротворцев. Но, к сожалению, они попали в обработку не в русские, а в чисто
Из книги автораСуждения Собора 1667 г. об отношении церкви и государства Собор не мог обойти молчанием и тот принципиальный вопрос, который был выдвинут патр. Никоном в оправдание своего поведения: - вопрос о размежевании компетенций царя и патриарха. И в этом вопросе, как и во всей
Из книги автора27. Русский собор 1666 года События 1664 года показали, что царь и церковь быстро теряли контроль над массами русских верующих людей. Аввакум и его единомышленники, несмотря на все уговоры властей, не покладая рук вели пропаганду в Москве и почти что во всех областях России.
Из книги автора28. Собор патриархов 1666-1667 годов Александрийский патриарх Паисий и старый знакомец и консультант Никона патриарх Макарий Антиохийский приехали в Москву 2 ноября того же 1666 года. По дороге в русскую столицу они успели показать свою неприязнь к русскому обряду и арестовали
Из книги автораСобор Святого Архистратига Михаила (Архангельский собор) Собор Святого Архистратига Михаила (Архангельский собор) в Кремле был усыпальницей великих князей и русских царей. В старину он назывался церковью Св. Михаила на Площади.Ныне существующий собор возведен
самый представительный по числу участников за всю предшествующую историю РПЦ; проходил в 2 этапа: заседания, на к-рых присутствовало только рус. духовенство (29 апр.- сент. 1666), и Собор с участием как рус., так и греч. духовных лиц (28 нояб. 1666 - февр. 1667).
До наст. времени дошел сложный комплекс документов, отражающих период подготовки Собора, его проведение и сопутствующие события. Офиц. обработкой материалов Собора является Книга соборных деяний, заверенная подписями греч. и рус. участников (ГИМ. Син. № 314) и опубликованная сразу же после окончания соборных заседаний (Служебник. М., 1668). Этот документ был создан в ходе Собора или сразу по его завершении, однако его нельзя считать протоколом заседаний. В Книгу деяний входят сгруппированные отчасти по темам, отчасти по хронологии решения Собора (они представлены как отдельные заседания, но это едва ли точное воспроизведение реальной хронологии), вопросы вост. Патриархам и их ответы, нек-рые дополнительные тексты, напр. соч. Афанасия Пателлария о чине литургии. В Книге деяний отсутствует изложение заседаний, посвященных суду над Патриархом Никоном , и описание избрания Патриарха Иоасафа II , не упоминается вызвавший острые дискуссии на Соборе вопрос о соотношении царской и первосвятительской власти и т. п.
1-е заседание Собора, состоявшееся в царской столовой палате, открыл царь Алексей Михайлович, ответную речь произнес Новгородский митр. Питирим. Последующие заседания шли в Патриаршей крестовой палате, царь на них не присутствовал. Отдельное заседание Собора было посвящено Вятскому еп. Александру , единственному архиерею, усомнившемуся в правильности реформ. Александр принес покаяние, и решение о снятии с него сана было отменено. Большинство старообрядцев в ходе Собора согласились признать реформы, почти все они были отправлены «под начал» в различные мон-ри. По-видимому, раскаяние многих из них на Соборе было притворным, в частности Никанор после возвращения в Соловецкий мон-рь немедленно отказался от своего отречения от старообрядчества, произнесенного на Соборе. Только 4 чел. (протопоп Аввакум, диак. Федор, свящ. Лазарь и Патриарший иподиак. Федор) отказались подчиниться соборному суду, признать правомерность реформ, авторитетность судей и чистоту греч. Православия. Они подверглись соборному осуждению: священнослужители были лишены сана, затем все анафематствованы. Собор утвердил реформы, начатые Патриархом Никоном, но не высказал осуждения в адрес старых книг и обрядов, утвержденных Стоглавым Собором 1551 г. и др. постановлениями Русской Церкви. Офиц. позиция состояла в том, что осуждают за упорство в непослушании Собору и архиереям Русской Церкви.
В заключение отцы Собора приняли обращенное ко всему духовенству «Наставление духовное», в к-ром выразили свое общее определение относительно раскола. «Наставление» начинается с перечисления «вин» старообрядцев, далее следует повеление совершать богослужения только по новоисправленным книгам, говорится о необходимости причащаться и исповедоваться (против вождей старообрядчества, учивших о том, что нельзя принимать таинства от «никонианских» попов). В «Наставлении» содержатся «указ о совершении литургии», предписания о совершении брака, отпевании, ряд дисциплинарных повелений. В конце сказано о том, что все священнослужители должны иметь «Наставление» и действовать в соответствии с ним, иначе будут подвергнуты суровым наказаниям. Собор принял ряд постановлений о благочинии: против пьянства священнослужителей, о поддержании порядка в храмах, о непричащении недостойных, против перехода монахов без особого разрешения из мон-ря в мон-рь др. и проч.
2-й этап Б. М. С.
2 нояб. 1666 г. в Москве торжественно встречали Александрийского и Антиохийского Патриархов. По всему городу звонили колокола, были организованы 3 встречи: у Покровских ворот, на Лобном месте на Красной пл., у кремлевского Успенского собора. 4 нояб. состоялся парадный прием у царя, на следующий день Алексей Михайлович в течение 4 часов наедине беседовал с Патриархами. 7 нояб. в присутствии рус. духовенства и высших гос. чиновников Алексей Михайлович обратился к Патриархам с торжественной речью и передал для ознакомления документы, подготовленные к Собору. На прочтение было отведено 20 дней, переводчиком был Паисий Лигарид.
В работе этого этапа Б. М. С. приняли участие 12 зарубежных архиереев: Патриархи Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский; представители К-польского Патриарха - митрополиты Григорий Никейский, Косма Амасийский, Афанасий Иконийский, Филофей Трапезундский, Даниил Варнский и архиеп. Даниил Погонианский; из Иерусалимского Патриархата и Палестины - архиеп. Синайской горы Анания и Паисий Лигарид; из Грузии - митр. Епифаний; из Сербии - еп. Иоаким (Дьякович); из Малороссии - Черниговский еп. Лазарь (Баранович) и Мстиславский еп. Мефодий (местоблюститель Киевской митрополии). Рус. участники Собора: митрополиты Питирим Новгородский, Лаврентий Казанский, Иона Ростовский, Павел Крутицкий, Феодосий, митр. при московском Архангельском соборе; архиепископы Симон Вологодский, Филарет Смоленский, Иларион Рязанский, Иоасаф Тверской, Арсений Псковский, позднее к ним присоединился новопоставленный Коломенский еп. Мисаил. К концу заседаний Собора был избран новый Патриарх Московский и всея Руси Иоасаф II. Т. о., под документами Собора поставили подписи 17 рус. архиереев. Также в Соборе участвовало большое число российских и иноземных архимандритов, игуменов, иноков и священников.
Собор был открыт 28 нояб. в государевой столовой палате. Первым на рассмотрение был поставлен вопрос о судьбе Патриарха Никона и Российского Патриаршего престола. Вызванный на Собор, Никон 29 нояб. заявил, что его ставили на Патриарший престол не эти Патриархи и сами они не живут в своих престольных городах, так что судить его не могут. Ранее Никон особо настаивал на том, что только К-польский Патриарх может судить его, т. к. именно он ставил его (в действительности поставление Никона в Патриарха совершилось рус. архиереями). Тем не менее суд уже начался. Митр. Макарий (Булгаков) насчитывает 8 заседаний, посвященных «делу Никона»: 3 предварительных (7, 18 и 28 нояб.), 4 судебных (30 нояб., 1, 3 и 5 дек.) и заключительное в Чудовом мон-ре, когда был объявлен приговор (12 дек.). На Соборе Никону были предъявлены обвинения: 1) в клевете на царя, к-рый, по утверждению Патриарха, нарушал церковные каноны и вмешивался в дела Церкви, а также в клевете на др. лиц; 2) в своевольном и незаконном оставлении Патриаршего престола и паствы; 3) в незаконнном извержении из сана Коломенского еп. Павла; 4) в следовании католич. обычаю, что выражалось в повелении Никона носить перед собой крест; 5) в незаконном устроении мон-рей за пределами Патриаршей области на землях, отнятых у мон-рей др. епархий. По решению Собора Никон был лишен Патриаршего и священного сана и сослан в Ферапонтов мон-рь. Основанные им мон-ри перешли под управление епархиальных архиереев.
14 янв. 1667 г. участники Собора должны были подписать подготовленный греками соборный акт о низложении Никона. Крутицкий митр. Павел и Рязанский архиеп. Иларион отказались подписать соборный приговор, не согласившись с содержавшимся в нем положением о приоритете светской власти над церковной. В ходе развернувшегося спора Павел и Иларион получили поддержку мн. рус. иерархов, представивших выписки из сочинений отцов Церкви о превосходстве священства над царством и оспаривавших аргументы противной стороны, к-рые выдвигал Паисий Лигарид. После длительных споров была выработана формула, выражающая принцип симфонии священства и царства: «Царь имеет преимущество в делах гражданских, а Патриарх - в церковных, дабы таким образом сохранилась целою и непоколебимою вовек стройность церковного учреждения». Это положение было включено в приговор, к-рый подписали все члены Собора. Неподчинение рус. иерархов вост. Патриархам вызвало у последних крайнее раздражение. 24 янв. было принято решение о наложении епитимьи на Павла и Илариона, при этом отмечалось: если 4 Вселенских Патриарха принимают общее решение, оно не подлежит пересмотру.
Несмотря на наказание митр. Павла и архиеп. Илариона, именно с проявившейся в ходе этого спора позицией рус. епископата следует связывать ту часть решений Собора, к-рая трактует вопрос о церковном суде. Собор принял решение об упразднении Монастырского приказа и отмене подсудности духовенства светским чиновникам. Была установлена исключительная подсудность духовных лиц по всем делам духовным судьям; в случае совершения тяжких преступлений (напр. участия в разбое) духовное лицо должно было караться строгим церковным наказанием и после извержения из сана подвергалось светскому суду. Ранее существовавшая в России практика светского суда над духовными лицами по делам собственно церковного характера противоречила нормам канонического права. Борьба за ее отмену началась на Стоглавом Соборе, решения Собора 1667 г. в этой части являлись восстановлением и развитием постановлений Собора 1551 г. В 1668 г. для организации такого суда в Патриаршей области был создан Патриарший Духовный приказ, соответствующие органы появились и в др. епархиях. В целом, однако, после Б. М. С. были сделаны лишь первые шаги, для окончательного утверждения принятых норм и проведения их в жизнь потребовался созыв Собора в 1675 г.
Последующие заседания Б. М. С. проходили в Патриаршей крестовой палате без участия царя. Состоялось избрание нового Всероссийского Патриарха. 31 янв. отцы Собора подали царю имена 3 кандидатов: Иоасафа, архим. Троице-Сергиева мон-ря, Филарета, архим. Владимирского мон-ря, Саввы, келаря Чудова мон-ря. Царь отдал предпочтение Иоасафу, к-рый, был «уже тогда в глубочайшей старости и недузех повседневных». Такой выбор свидетельствовал о том, что Алексей Михайлович не хотел видеть во главе Русской Церкви деятельного и независимого человека.
Важнейшим вопросом, обсуждавшимся на Б. М. С., была проблема, связанная с деятельностью противников реформы. На Собор вновь были приведены непокаявшиеся вожди старообрядчества (Аввакум, Лазарь и два Федора), к-рые вновь отказались подчиниться Собору. Постановления о старообрядцах были составлены на основании текстов, предложенных Дионисием Греком, к-рый считал особенности рус. церковной жизни следствием непросвещенности и невежества. Собор повелел всем чадам Русской Церкви придерживаться исправленных книг и обрядов, старые рус. обряды были названы неправосл., об отцах Стоглавого Собора, кодифицировавшего самобытную рус. литургическую традицию, в постановлении Б. М. С. было записано, что они «мудрствоваша невежеством своим безрассудно, якоже восхотеша сами собою». Всех, не повинующихся соборному повелению (имелись в виду старообрядцы), отцы Б. М. С. предали «анафеме и проклятию... яко еретиков и непокорников». (Анафема по отношению к старообрядцам была отменена на Соборе РПЦ в 1971.) Несмотря на чрезвычайно жесткий характер постановления 1667 г., оно по своей сути и направленности явилось продолжением деяний 1-го («русского») этапа Собора. «Наставление духовное», принятое в 1666 г. рус. иерархами в отсутствие восточных, хотя и не содержало критики старых обрядов, тем не менее предусматривало суровые «казни» в отношении противников реформ. Это неудивительно, поскольку на всех этапах своей работы Собор видел одну из своих важнейших задач в борьбе с расколом.
Помимо утверждения правильности богослужебной реформы, начатой Никоном, Б. М. С. принял ряд постановлений, направленных на дальнейшее сближение рус. церковной жизни с греч. Даже допуская в ряде случаев отклонения от обрядов, принятых в вост. правосл. Церквах, Патриархи не скрывали, что именно греч. порядки должны служить образцом для подражания. В этом плане очень характерен текст, в к-ром предлагается отлучать от Церкви тех, кто станет укорять носящих греч. одежду. В соответствии с этим отменялись решения рус. церковных Соборов, выходившие за рамки греч. традиции. Так, были отменены решения Собора 1503 г., запрещавшие служить вдовым священникам и диаконам (решением Б. М. С. вдовых священников и диаконов можно было запретить в служении только в том случае, если они вели недостойную жизнь), решения Собора 1620 г. о перекрещивании католиков при присоединении их к правосл. Церкви (в соответствии с постановлением К-польского Собора 1484 г. Б. М. С. установил чин присоединения католиков к Православию через Миропомазание), ряд постановлений Стоглавого Собора, подверглась осуждению «Повесть о белом клобуке». Бесспорно, нек-рые из такого рода решений восстановили нарушенные на рус. почве нормы канонического права, но делалось это в резкой, зачастую оскорбительной для русских форме.
В деяниях Собора неоднократно подчеркивалось, что раскол есть следствие невежества как мирских людей, так и приходского духовенства. Поэтому Собор разработал ряд мер для борьбы с этим злом. Священнослужители должны были учить своих детей грамоте, чтобы те, когда будут принимать священный сан, не были бы «сельскими невежами». Священники должны были руководствоваться в своей деятельности «Наставлением духовным», составленным в 1666 г., и рядом подробных указаний в деяниях Собора 1667 г. На Рождество 1668 г. в кремлевском Успенском соборе от имени Патриархов было зачитано слово «О взыскании премудрости Божественныя», содержавшее в себе предложения о создании на Руси училищ, в к-рых изучался бы греч. язык. Царь и рус. архиереи поддержали этот проект. Для опровержения мнений старообрядцев Симеон Полоцкий по поручению Собора написал обширный труд «Жезл правления», сразу же опубликованный и рекомендованный Собором для чтения и просвещения христиан. Однако неск. годами позже книга была осуждена за содержащиеся в ней католич. доктрины («хлебопоклонную ересь», учение о непорочном зачатии Девы Марии). Старообрядцы сразу же резко отрицательно отнеслись к этому сочинению, назвав его «Жезлом кривления».
Б. М. С. предписал каждому из архиереев дважды в год созывать епархиальные соборы духовенства - в деяниях говорилось, что отсутствие практики регулярного созыва таких соборов привело к утрате архиереями пастырского попечения о своей пастве и породило раскол. Было принято постановление об увеличении числа архиерейских кафедр. В 1666 г. Русская Церковь состояла из 14 весьма обширных и потому трудноуправляемых епархий, архиереи не имели возможности лично следить за духовным состоянием паствы. Собор потребовал открыть не менее 10 новых епархий и указал, что в дальнейшем потребуется последовательное увеличение их числа. При Алексее Михайловиче это постановление не было реализовано в полном объеме, Б. М. С. принял решение о создании только 2 епархий: была восстановлена закрытая Никоном Коломенская кафедра и создана Белгородская. Активная работа по реформированию церковного устройства Руси началась лишь при царе Феодоре Алексеевиче, но шла с большим трудом, в частности потому, что умножение числа кафедр предполагало потерю части доходов «старыми» архиереями. В деяниях Собора говорилось также о разделении территории Русской Церкви на ряд митрополичьих округов по образцу греч., однако этот проект не был осуществлен. Б. М. С. принял определение о необходимости собирать 2 или, в крайнем случае, 1 раз в год Собор в Москве для обсуждения и решения текущих церковных дел. Однако из-за удаленности мн. епархий от центра и плохих дорог осуществить это было практически невозможно. В последующие годы сложилась практика пребывания в Москве по полгода, иногда по году «чередных» архиереев, участвовавших в Соборах.
Б. М. С. принял ряд определений о благочинии: предписал поддерживать порядок в храмах, запретил переход монахов из одного мон-ря в др. и самовольную жизнь в миру, установил достаточно длинный период послушничества, после к-рого разрешался постриг, осудил бесчинства во время свадеб и т. п. Важные решения были приняты в отношении иконописания: Собор запретил изображать Господа Саваофа, т. к. Бог Отец невидим и не имеет определенного телесного облика. Св. Духа в образе голубя дозволялось писать только при изображении Крещения. В целом отмечалось, что можно изображать на иконах Бога только «в явлениях», описанных в Свящ. Писании и церковном предании. Б. М. С. вновь рассмотрел активно дискутировавшийся в 1618-1625 гг. вопрос об «огне просветительном» - погружении зажженных свечей в воду в чинопоследовании освящения воды. Было повторено повеление Соборов нач. XVII в.: свечи в воду не погружать ни в чине Крещения, ни в чине богоявленского водосвятия.
В отдельных решениях Б. М. С. отразилось укрепление системы крепостного права. Собор повелел лишать сана и монашества и возвращать владельцам тех крепостных, к-рые приняли рукоположение или монашеский постриг без разрешения хозяина (беглых холопов и крестьян). Крепостной крестьянин, рукоположенный в сан с разрешения хозяина, становился свободным, но должен был служить в поместье своего владельца; его дети, рожденные до рукоположения, оставались крепостными. Отдельно оговаривалось, что лица, к-рые постригли в монашество крепостных людей, не имевших отпускной грамоты, могут быть извержены из сана.
Б. М. С. был важной вехой развития Русской Церкви. С одной стороны, кодификация богослужебных реформ и заявленная на всех этапах Собора решимость продолжать борьбу со старообрядчеством сделали проблему существования раскола одной из наиболее болезненных как для Церкви, так и для рус. правительства на неск. веков вперед. С др. стороны, выявленная в связи с расколом недостаточность существовавшего в России духовного образования побудила церковные и светские власти через нек-рое время принять меры по созданию системы духовного и высшего светского образования; мн. определения Собора, восстановив канонические нормы, действенно послужили к исправлению изъянов рус. церковной жизни.
Изд.: ЗОРСА. 1861. Т. 2; МДИР. 1876. Т. 2: (Акты, относящиеся к собору 1666-1667 гг.); ДАИ. Т. 5. С. 439-510; СГГД. Т. 4; Дело о Патриархе Никоне: по док-там Моск. Синод. (бывш. Патриаршей) б-ки / Изд. Археогр. комис. СПб., 1897; Деяния Московских Соборов 1666 и 1667 гг. М., 19053.
Лит.: Субботин Н . И . Дело Патриарха Никона: Ист. исслед. по поводу XI т. «Истории России» проф. Соловьева. М., 1862; Гиббенет Н . Ист. исслед. дела Патр. Никона. СПб., 1882-1884. 2 т.; Макарий . ИРЦ. Кн. 7; Каптерев Н . Ф . О сочинении против раскола иверского архимандрита грека Дионисия, написанном до Собора 1667 г. // ПО. 1888. № 7. С. 1-32; № 12. С. 33-70; он же . Суждения Большого Московского Собора 1667 г. о власти царской и Патриаршей // БВ. 1892. Окт. С. 46-74; он же . Царь и церковные Соборы XVI-XVII ст. М., 1906 (то же в БВ. 1906. № 10, 11, 12); он же . Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Серг. П., 1912. Т. 2 (отд. публ. тех же мат-лов см. в БВ. 1910. № 12. 1911. № 1-3, 5, 6, 9, 10); Шаров П . Большой Московский Собор 1666-1667 годов // ТКДА. 1895. Янв. С. 23-85; Февр. С. 177-222; Апр. С. 517-553; Июнь. С. 171-222; Полознев Д . Ф . К хронике московских Соборов 2-й пол. XVII в. // Чтения по истории и культуре древней и новой России: Мат-лы конф. Ярославль, 1998. С. 103-106; Стефанович П . С . Приход и приходское духовенство в России в XVI - XVII вв. М., 2002.
О. В. Чумичева
Клятвы Московских соборов 1656 и 1667 годов
Клятвы Московских соборов 1656 и 1667 годов . Клятвы означенных соборов находятся в тесной связи с исправлением богослужебных книг и обрядов при патриархе Никоне и с начавшимся по этому обстоятельству противоцерковным движением. Клятвы первого собора (1656 г.) вызваны были вопросом о перстосложении для крестного знамения. Надобно пояснить, что книжные исправления вообще, – вследствие появившихся в наших богослужубных книгах от разных причин погрешностей и „разгласия“, – начались задолго до патр. Никона, велись во домашнему, по русским образцам, и к началу патриаршества Никона цели не достигли, что и выражено было в предисловии „Кормчей», последней книге Иосифовского издания.
Как истый грекофил, стоявший на рeбеже нового, зародившегося направления, недовольствовавшегося старыми русскими традициями, – патр. Никон задумал повести дело книжного исправления на новых началах по образцам греческим и частию по южнорусским, при участии не великорусских книжников, а греков и западнорусских ученых (Арсений грек, Епифаний Славинецкий и др.) В этом натр. Никон не. был. конечно, еретиком и не ереси – какие-то латинские, – хотел вводить, как говорили о нем его противники, он стремился к теснейшему сближению с греческою церковию не только в вере, но и в обряде. Основанием к сему послужили для него слишком широко понятые слова константинопольского патриарха Иеремии [ІІ-го Траноса: см. „Энц.“ VI. 293–300] в грамоте при учреждении в России патриаршества: „да во всем будет православная Россия согласна с Грециею“. Про греческую церковь патр. Никон мог читать и в одной книге своего предместника (патр. Иосифа), что „обретенная в Греции церковь ни направо, ни налево с правого пути не уклоняется и сыны своя к горнему Иерусалиму препровождает“ (Книга о вере, л. 27 об.). Как человек властный, близкий друг царя и при том решительный, не желавший считаться с людьми и их привычками, ни с другими какими препятствиями, – патр. Никон через несколько месяцев как стал патриархом, пред великим постом 1653 года издал „Память“, чтобы при чтении известной молитвы св. Ефрема Сирина полагать четыре земных поклона, вместо шестнадцати, и креститься троеперстно. Уже первое это распоряжение, касавшееся только двух частных вопросов, из коих первый даже предусмотрен был патриархом Филаретом и решался в духе „Памяти“ патр. Никона , – вызвал протест со стороны некоторых духовных лиц. Три протопопа: Иоанн Неронов Казанского собора, пришлый протопоп Юрьевца Поволгского Аввакум и Костромской Даниил увиделн в этом распоряжении „недоброе“; последние двое, сделав выписки, пожаловались Государю. „Видим, яко зима хощет быти“, – говорил Аввакум. Царь не придал значения этому протесту. Никон же, зная о нем, задумал повести дело путем соборным. В 1654 году состоялся собор о книжном исправлении по старым харатейным и греческим образцам. Примечательно, что патр. Никон, указывая собору некоторые вошедшие в русскую церковь „новины“, совсем не упомянул о перстосложении. Никон знал, что царь Алексей Михаилович не был склонен к замене существовавшего двуперстного сложения троеперстным, да и сам едва ли был еще уверен в необходимости и правильности такой замены, почему и спрашивал об этом письменно константинопольского патриарха Паисия. В ответной грамоте, изложенной в форме „послания“, патр. Паисий говорил о троеперстии, как древнем предании , хотя не осуждал и двуперстного сложения. Но решающее значение имела не грамота Паисия, а – прибывший в Москву в 1655 году антиохийский патриарх Макарий. С его именем связано не только введение у нас троеперстия (несомненно и ранее существовавшего), но прямое осуждение сложения двуперстного, на православном востоке совсем тогда неизвестного, а у нас обоснованного, между прочим, на подложном слове блаж. Феодорита, с точностию неизвестно кем составленного у нас в России в XV веке , – составленного видимо в пользу троеперстия, но потом, в печатных изданиях при патр. Иосифе (Кириллова книга и Предисловие к Псалтирям) искаженного в пользу двуперстия.
Патр. Макарий начал с указания на двуперстие, как на символ с восточною церковию не согласный, – по образу Тройческу... А два перста имети наклонена, а не простерта“.
Затем, 12 февраля 1656 года, в день памяти св. Мелетия антиохийского (IV в.) , он сказал, что двуперстное сложение есть подражание армянам, ибо армяне так крестятся. Далее, в неделю Православия, в присутствии Царя, Макарий, вместе с прибывшими в Москву Гавриилом сербским и никейским митрополитом Григорием, произнесли отлучение на молящихся двуперстно, провозгласив, что православному христианину следует изображать крестное знамение тремя первыми персты. Это было осуждением со стороны восточных иерархов, – конечно, – не без ведома и согласия Российского.
После этих, как бы подготовительных, событий со стороны патриарха Никона последовал формальный письменный восточным иерархам запрос относительно перстосложения; на него последовал и письменный также ответь, который гласил следующее: „Творити знамение креста с тремя первыми перстами... и кто от христиан православных не творит кресты тако есть еретик и подражатель армян и сего ради имамы его отлучена от Отца и Сына и Св. Духа“ . Все указанные обстоятельства закончились соборным определением русских двятителей. Собор состоялся в апреле 1656 года.
Об этом соборе рассказывает патр. Никон в „Слове отвеицательном“, приложенном при „Скрижали“ нод особым счетом страниц . Начав с того, что некоторые „воздвизают прю“ из-за сложения перстов, Никон указал, что существовавшее в России двуперстное сложение зазирали патриархи иерусалимский Паисий и константинопольский Афанасий; – повторил он и последние события 1655–1665 годов. При этом Российский патриарх растолковал двуперстное сложение несколько не в духе восточных; он заявил, что в нем заключаются ереси Ария (в соединении трех перстов не по порядку первых, а первого с двумя последними) и Нестория (в двух перстах указательном и великосреднем); упомянул и о недавнем у нас появлении двуперстия. Никто, по-видимому, не возражал против этого, – и в результате получилось, следующее постановление: „Святая восточная церковь содержит, еже тремя первыми великими персты всякому христианину изображати на себе крест... А еже два малые последния соединити с великим пальцем, имиже неравенство Св. Троицы показуется, и есть арианство и еже ктому два великосредняя простерта имети, а посему два Сына и два состава о едином Христе Бозе исповедовати, яко Нестория... сие всячески отринути повелехом, изрекше правило о сем сице: Аще кто отселе ведый не повинится творити крестное изображение на лице своем, якоже древле святая восточная церковь прияла есть, и якоже ныне вселенстии патриарси, со всеми сущими под ними христианы, повсюду вселенцые обретающимися, имеют и якоже доселе зде православнии содержаша, еже треми первыми великими персты десный руки изображати, во образ святые и единосущныя, и нераздельныя, и равнопоклачяемые Троицы, но имать творити сие неприятное Церкви, еже соединя два малые персты с великим пальцем, в нихже неравенство Св. Троицы извещается, и два великосредняя простерта суща, в них же заключати два Сына и два состава, по Несториеве ереси... сего имамы... всячески отлучена от Церкви, проклинаем и мы... и руки подписуем» (см. в „Скрижали“ п. Никона в конце , л. 14–17). Имеются подписи Никона, семи архиереев и тридцати архимандритов и игуменов. Современные старообрядцы формулируют это определение в таком положении, – „прокляты православные христиане за православное приедание“. Но это положение – не буквально взятое, а тенденциозновыводное. С другой стороны авторитетнейший историк Русской церкви устанавливает, на основании изложенного рассказа, следующее положение: „в 1656 году представители не только восточной православной, но и русской иерархий изрекли уже проклятие на неповинующихся церкви последователей двуперстия“ (м. Макарий XII, 194–195). Но „неповиновение“ ни в чем ином и не выражалось, как в содержании двуперстия.
Таким образом клятва собора 1656 года касалась одного предмета Никоновского исправления церковных обрядов, не захватывая ничего другого. Было бы наивно возлагать ее на „воздвизающих прю“, так как вопрос решался по существу, но было бы дерзко и выводы из этого делать о потере Церковию благочестия. Основанием для осуждения двуперстно молившихся было подозрение в еретичестве. Это подозрение хотя и не было доказано, так как того толкования, какое дал патр. Никон, не было ни в печатных, – в строго церковных, или полуцерковных – книгах („Псалтирь“, „Кириллова книга“, „Книга о Вере»), ни в народном сознании современников, – о чем по крайней мере мы ничего не видим; – но по цели охранения православной истины оно похвально. Ибо, кто боится преступлений малых, – тот оберегается от великих (мысль константиноп. патр. Паисия в ответном „Послании патр. Никону; см. в „Скрижали“ стр. 644). Недоразумения же в понимании со стороны не только частных лиц, но и целых соборов были и в древней христианской, несомненно „благочестивой», церкви и в нашей русской . Да, наконец, и клятвы были и не только по поводу вопросов обрядовых, но и догматических, которые не оставляли исторического следа и не применялись в жизни, не унижая авторитета и святости лиц изрекавших, а тем более подписавших оные (римский папа Виктор III века и преп. Андрей Критский : см. „Христ. Чтен.» 1902 г., окт.). Хотелось бы этим сказать, что от исторических фактов убежать, или закрывать на них глаза, нельзя, но и произносить на основании и по их поводу резкие раздорнические суждения и смешные легкомысленные заключения не следует. Постановления собора 1656 г., равно как и клятвы его и Макария давным-давно забыты и вспомнить о них теперь с недоброю целию во имя поддержания церковной смуты и оправдания раскола, о чем скажем еще далее. Два-три года спустя после описанных событий и после того, как произошла печальная размолвка патр. Никона с царем (1658 г.), представители двуперстия, в пылу фанатической несдержанности и увлечения стариною, стали придавать самым перстам значение какого-то обоготворения: в двух перстах они „сказаша всю тайну божества и человечества“ (Деян. соб. 1667 г., л. 31). В это время и круг спорных вопросов весьма расширился и спорящие „много шумели о вере и законе“ и расходились иногда, как „Шэяные“ (слова Аввакума о споре его с Симеоном Полоцким в доме Федора Ртищева). При ослаблении противодействия власти церковной, когда она все свое внимание сосредоточила на деле Никона, удалившегося с патриаршего престола, явилась возможность противникам его по книжному исправлению свободно вести и уличную пропаганду и мутить умы родовитых бояр и боярынь, близких ко Двору лиц. Много хульного наговорено было тогда не только на Никона, но и на всю церковь, – и русскую и греческую; много придумано было изветов за одну букву, даже за перестановку ударения с предлога на следующее за ним слово (вместо: „во веки веком“, „во веки веков“). Это уже не небольшие по размерам „пря“ между книжными людьми, не жалобы нескольких фанатиков буквы и внешнего обряда; это церковно-раздорнический пожар, охвативший всю Москву и произведший всеобщую сумятицу. Церкви оставались пустыми, склонный к обрядоверию, народ доверял всякой нелепой относительно книжного исправления выдумке, само духовенство терялось, как ему служить. Царь Алексей Михайлович в 1665 году писал иерусалимскому патриарху Нектарию: „у нас весь церковный чин в несогласии, в церквах служит всяк по своему“. В течение 8 лет по оставлении Никоном патриаршего престола и образовался фактически и достаточно укрепился наш старообрядческий раскол с типическими его свойствами резко отрицательного отношения к православной церкви и ее священноначалию.
Таким образом соборам 1666–1667 г.г. волей-неволей пришлось уже иметь дело с ясно определившимся антицерковным движением, охватившим, под влиянием пропаганды главарей, часть духовенства и весьма многих из народа и высшего общества.
Соборные счеты с смутьянами начались с 1666 году, когда собравшиеся иерархи судили более выдающихся расколоучителей, предъявляя им вины не в содержании отмененных обрядов, а в том, что обвиняемые порицали книги и обряды исправленные, как еретические, похуляли восточных патриархов и поставляемых от них архиереев и иереев, всячески поносили патр. Никона и клеветали на московских священников, будто они не веруют во Христа вочеловечьшася, не исповедуют Его воскресения и т. п. Известный Аввакум укорил в лице весь освященный собор, „вся неправославными варицая“. Дьякон Федор „о архиереях велико-российския церкве, имеет ли их за православные пастыри“, ответил: „Бог их весть“, похулял и укорял „хульными словесы“ исправление символа веры и чтение „аллилуиа по-три краты», а о трое перстном сложении, отрыгнул ответ сицев, яко вся сия прелестию сатаниною чрез Никона суть развращенна“. Лазарь „весь освященный собор в лице укори“. Все упорствующие хулители и были извергнуты из священных санов, отлучены от церкви и преданы анафеме (Деян. соб. 1666 г., Москва 1881, л.л. 16 об. 23 и 32).
Собор 1667 г., имевший неразрывшую связь с собором 1666 г., – при непосредственном участии восточных патриархов Паисия александрийского и Макария антиохийского, не касаясь уже частных лиц, обратил внимание вообще на происшедший церковный раскол. В первой главе своих „Деяний“ прежде всего он изобразил картину церковна о нестроения и раздорнической смуты, далее подтвердил бывшие при Никоне и по его отшествии книжные и обрядовые исправления, с наставлением – принимать их всем православным, и наконец наложил клятву на противящихся. В виду особой важности этого соборного акта мы передаем его буквально, хотя и в сокращенном виде, „Повеже грех ради наших Божиим попущением, сопостата же нашего христианского православного рода и ненавистника диавола ратованием мнози не точию от простых, но и от священных и монахов, они от многого неведения божественных писаний и разума растленна, овии же и в образе благоговения и жития мнимого добродетельного являющи быти постни и добродетельни, полни же всякого бессмьсльства и самомненного мудрования, пока мнящеся быти мудри, обюродеша. Овии мнящеся и от ревности; и таковии имуще, ревность но не по разуму, – возмутиша бо многих души не утвержденных: ови убо устно, ови письменно, глаголюще и пишуще яко возшепта им сатана. Нарицаху бо книги печатные и новоисправленные и новопреденные при Никоне бывшем патриархе, быти еретическия и растленны, и чины церковные, яже исправишася со еретических и древних российских книг, злословиша, имены хульными, нарицаша ложно, и весь архиерейский чин и сан уничижиша и возмутиша народ буйством своим и глаголаша: церкви быти не церкви, архиереи не архиереи, священники не священники и прочая их таковая блядения. И того ради их диаволоплевельного лжесловия нецыи священницы вознеродеша о всяком церковном благочинии и попечении, о немже слово воздадут в день страшного правосудия Божия, и книгами новоисправленными и новопреведенными начаша гнушатися, и по них божественного славословия не исполняху“... Далее перечисляются некоторые предметы, которыми гнушались, именно: печатание просфор крестом четвероконечным, тройное аллилуиа, принятое по исправлении чтения 8 члена символа веры и Иисусовой молитвы и проч. При этом перечисление снова повторяется указание на лишение многими таинств, на принятие священников без архиерейского благословения, иногда запрещенных и изверженных, на признание православной церкви зараженною антихристовою скверной. После сего следует соборное утверждение исправленных книг и обрядов, которые были испытаны и рассмотрены и патриархами восточными признаны правыми и согласными с греческими книгами, благословлено и утверждено было все дело книжного исправления. То же благословил и утвердил и новый московский патриарх Кир Иоасаф (II-й: см. „Энц.“ VII, 174–177). В конце провозглашается соборное „Изречение“ или определение, с завещанием всем клирикам и мирянам, „во всем без всякого сумнения и прекословия покоряться святей восточной церкви“ и произносится клятвенное осуждение на непокоряющихся. Приводим его дословно:
„Аще кто не послушает повелеваемых от нас и не покорится святой восточной церкви и сему освященному собору, или начнет прекословити и противлятися нам. И мы такового противника данною нам властию от всесвятого и животворящего Духа, Аще ли будет он освященного чина, извергаем и обнажаем его всякого священнодействия и проклятию предаем. Аще же от мирского чина, отлучаем и чужда сотворяем от Отца и Сына и Святого Духа: и проклятию и анафеме предаем, яко еретика и непокорника: и от православного сочленения и стада, и от церкви Божия отсекаем, дóндеже уразумится и возвратится в правду покаянием. Аще кто не уразумится и не возвратится в правду покаянием, и пребудет во упрямстве своем до скончания своего: да будет и по смерти отлучен и часть его и душа со Иудою предателем и с распявшими Христа жидовы, и со Арием и со прочими проклятыми еретиками. Железо, камение и древеса да разрушатся и да растлятся: а той да будет не разрешен и не растлен, и яко тимпан во веки веков, аминь“. (Деяния, л. 6–7).
Все вышеизложенное, заимствованное из «Деяний» собора 1667 года, составляет как бы обвинительный акт и соборно судебный приговор.
В этом обвинительном акте и последовавшем за ним приговоре отмечаются не только вины по существу (несоблюдение исправленных обрядов), но и вины, если можно так выразиться, формальные, заключающиеся в отношениях к православной грековосточной церкви. Эти вины состояли не только в прекословии и противлении церкви (имеющей искони веков право на изменение богослужебных чинов и обрядов) и установленной церковно-соборной власти, но еще более в прямом похулении обрядов исправленных и из-за них всей церкви, как зараженной чрез это ересями и даже скверной антихристовой“. Все это было прямым, открытым восстанием против церкви, своего рода буйством и бунтом. И во всем этом, несомненно, были виновны те неразумные, нафанатизированные своими главарями ревнители отмеченного, т. наз., «старого“ обряда, каких собор видел пред собою. Суд его был и законный и справедливый, хотя и глубокого сожаления заслуживающий по отношению к простой, неразумной толпе старообрядцев, к возбуждению которой главари смуты имели многие и посторонние причины. Собор не анализировал, – как делают ученые, – каждую вину в отдельности взятую, и не оценивал каждую из них по ее существу и свойству, разграничив посему и свое определение. Он судил явление полностию со всеми его признаками и поэтому судил и осудил строго, – тем более, что вина смуты и похуления Церкви, выдвинутая в соборном акте на первый план, заслоняла все другое.
Но суд современных живых людей не есть и не мог быть судом и для всех их потомков, без исключения, – разумеем держащихся лишь „старого обряда“, – которых, при изменившемся их настроении сравнительно с их предками, также законно и справедливо было восстановить в их церковных правах, сняв церковную анафему.
Чтобы пояснить это, нужно знать, какие были постановления собора 1667 г. для будущих времен и возможно ли было обойти их. Таким образом, из сферы судебной мы как бы незаметно переходим в область церковно-законодательную и с этой стороны также должны описать соборные постановления 1667 года.
Осудив современных старообрядцев – смутьянов, отцы собора узаконоположили и на будущее время следовать новоисправленным обрядам также с угрозою клятвы на непоследующих. Здесь выдвинули они на видное место самое содержание отмененных обрядов, т. е. старообрядство само по себе.
„Повелеваем мы православнии патриархи со всем освященным собором с великою клятвою , еже святый символ приимати и глаголати без прилога („истинного»), якоже святии и богоноснии отцы на первом и во втором вселенских соборех написаша гречески. И в божественном церковном пения троити аллилуиа... И знаменоватися знамением честного и животворящего Креста тремя первыми персты десные руки, совокупивше я во имя Отца и Сына и Святого Духа... Аще же кто будет противлятися нам и всему освященному собору, Богу противляется и уподобляет себе прежним проклятым еретиком. И сего ради наследити имать, якоже и тии еретицы, анафему и проклятие святых богоносных отцев, святых седми вселенских соборов (л. 33 – 34). В „Увещании“ о соборе Стоглавом (гл. 10), изложив разнообразие, постановлений прежде бывших соборов и заметив, что на последующих по времени соборах положенное предшествовавшими „добре исправлена быша без зазора» и посему „да никто же стужает и за исправление» постановления Стоглавого собора, отцы собора 1667 г. тем не менее изрекли следующее: „Аще же кто отныне начнет прекословити о изложенных винах на соборе сем великом от святейших вселенских патриарх, яже исправиша и законоположиша..., да будет, по апостолу Павлу, в правду самоосужден и наследник клятве сего собора, писанной в соборном деянии его, яко преслушник Божий и святых отец правилом противник“ (91 – 93).
И эти определения и законоположения подписаны не только восточными патриархами, но и Российским патриархом Иоасафом II и всеми членами собора. Здесь перечислены далеко не все „старообрядческие» разности, но и по указанным можно определить точку зрения отцов церкви собора.
В таком виде представляются клятвенные осуждения и запрещения Большого Московского собора 1667 года, записанные в его „Деяниях“. Но одно – бумажный документ, другое – применение его к жизни, одно – осуждать и законополагать, другое осуществлять это на деле. Нечто подобное бывало и в древней христианской церкви. В канонических ее кодексах есть правила, которые применялись очень не долго, или в известной только местности; вносились иногда в эти кодексы даже такие правила, которые, по выражению последующих толковников, изданы были „на соблазн и смущение“ (3 прав. Карф. соб.: см. Кормчая, л. 118) . Не говорим о таких, которые „Забвени быша и отнюдь престаша» (Лаодик. соб. прав. 11-е); заметим главным образом о тех, которые изречены были под угрозою проклятия и однако не применялись Церковию прежде и сейчас не применяются, хотя никакими новыми соборными определениями они не отменены , а не более, как только разъяснены толковниками. И таковых не мало . И за все сие никто никогда не обвинял в каком-то еретичестве ни за постановления, соборами сделанные, ни за то, что эти постановления не были применяемы, хотя в канонических кодексах они остаются и до настоящего времени. Впрочем, это есть вопрос общеканонический, не вполне еще с принципиальной точки зрения у нас выясненный. Мы же должны были коснуться его только мимоходом, по связи с клятвами собора 1667 года, их силы и значения для церковной жизни последующего времени.
Обращаясь к собору 1667 года и значению его для будущих времен, мы прежде всего, можем и должны заявить, что книга соборных „Деяний» не имела у нас и церковно-канонического распространения. Она не была даже и напечатана, – подобно „Кормчей», или „Книге Правил» – новейшего времени. Впервые „Деяние“ соборов 1666–1667 годов изданы в „Исторических актах“, т. V. Затем уже в новейшее время они появились в исправленном по рукописям издании профессора московской академии Н. Ив. Субботина, сначала в „Материалах по истории раскола“ (1874 г.), а потом и отдельною книгою, несколько в другом порядке. Мы имеем под руками издания 1881 и 1903 годов буквально сходные. В них, в виде „Введения» или Предисловия“, помещено и разъяснение соборных клятв со стороны издателя. Но все эти издания напечатаны не для церковного употребления или применения, а как исторический только памятник, не имеющий авторитетно руководственного значения.
Тем не менее, если документ постановлений и клятв соборов 1666 – 1667 годов не был распространен и не получил церковно-канонического значения, как обязательный, то в жизни содержащиеся в нем клятвы не только не прошли бесследно, напротив, оставили глубокое впечатление в истории отечественной церкви последующего времени до наших дней. И это сказалось и в отношении к осужденным церковным раздорникам, и в отношении церковно-законодательном , как запреты употреблять отмененные обряды и „старые» книги до – Никоновских изданий.
В первом отношении проклятия собора 1667 года канонически отделила непроходимою бездной церковных смутьянов, – по крайней мере, пока они не раскаются в противлении Церкви и ее похулении. Последние, и не думая о раскаянии, считая таковое в непременном принятии новоисправленных обрядов и книг, естественно образовали особую церковную общину, которую связывали с отжившими уже временами. Волей-неволей пришлось организовать свою общину на новых, во многом совершенно не церковных началах и не в духе предшествовавших времен, чтобы жить самостоятельною жизнию в расколе с Церковию. Старою и неприкосновенною осталась лишь обрядовая внешность. Эта жизнь и организация вырабатывались постепенно и, хотя привели раскол к неизбежному разложению, но громадное большинство раскольников не привлекли к церковному соединению... Внутренняя история раскола, разделившегося на множество согласий, служит наглядным тому показанием а высоко поднятое знамя обрядоверия объясняет последнее . И то и другое сказалось, как результат справедливого клятвенного осуждения со стороны собора 1667 г. раскольничествующих старообрядцев.
Что касается запретов, под угрозою клятвы, употреблять в будущем отмененный обряд и применения к жизни означенной угрозы, то картина получается довольно пестрая и во всех частностях и всесторонне еще не обследованная. Наметим выдающиеся ее штрихи. С одной стороны мы примечаем настойчивые требования церковной власть XVII и первой половины XVIII века употреблять книги и обряды исправленные и жестокую полемику против бывших у нас в употреблении обрядов в письменных произведениях того времени. В 20-м году XVIII в., – в особых правда, видах (для обнаружения тайных раскольников), была составлена нижегородским епископом Питиримом „Присяга“, в коей повторялись анафематствования в более ясной и решительной, в сравнении с „изречениями“ собора 1667 г., форме на некрестящихся троеперстно и на неисполняющих других соборных постановлений, а тем паче на признающих патр. Никона еретиком и церковь еретическою. „Присяга“ эта практического применения почти не имела, как слишком уже радикальная и притом обусловленная очень уже сложной, торжественной обстановкой . Это было в царствование Петра І. В тоже время приказано было всех двуперстников, которые, хотя и Церкви повинуются и таинства ее приемлют, писать в раскол „не взирая ни на что“. Распоряжение это шло не от церковной власти и сделано было по особым государственным соображениям, – собрать в бо́льшей мере двойной с раскольников оклад, – но оно было в духе и последней и никаких противоречий со стороны ее не встречало.
Спустя сто лет после собора сила клятвенных его запретов стала ослабляться, значение их забываться, – мало того, – различие в обрядах стало казаться несущественным и допустимым. Первый наклон к такой перемене дал известный московский митрополит Платон в составленном им „Увещании“. Взгляд его разделяли и другие архипастыри. Официально это выразилось в появлении т. наз. „Согласия“, названного в 1800 году „Единоверием“, при чем положенные в прежнее время клятвы разрешались (п. 1-й прав. единоверия) и вступившим в церковное единение старообрядцам предоставлялось совершать богослужение по старопечатным книгам с соблюдением положенных в них обрядов. Глухо, без какого-либо канонического акта масса двуперстников не отчуждалась от посещения православных церквей, в коих утвердился исправленный обряд. Клятвы Макариевы и собора 1656 года были совершенно забыты. В наши дни стало провозглашаться, что и двуперстие с православным знаменованием спасительно; и это не раз всенародно оглашалось от лица церковной власти в официальных определениях и разъяснениях. При этом вопрос о соборных клятвах оказался обоюдоострым: не люди церкви стали ссылаться на соборные запреты, как на непреложный авторитет, а враги ее, собором 1667 г. осужденные, обосновывались на них, как на обстоятельстве незаконном, оправдывающем их от церкви отделение и раскольничество с нею, доселе существующее.
Это одна сторона в решении вопроса о применении соборных клятв с законодательной точки зрения для последующих после собора 1667 г. поколений. Но есть и другая.
Жизнь народная, не исключая и рядового приходского духовенства, продолжала, насколько это было возможно, идти по прежней колее. В церквах вводились исправленные чины, но в домашнем обиходе и в частных молитвословиях продолжали держаться старины. Особенно крепко охранялось двуперстие. Запреты собора как-то мало действовали. Уже несколько десятитетий спустя, при патр. Адриане и после него, при учреждении Синода, старопечатные книги появлялись в продаже и не только где-нибудь, в провинциальных трущобах, но и в самой Москве, и не только секретным образом, но и открыто, в книжном ряду. Даже в некоторых церквах литургии совершались на 7 просфорах, печатаемых 8-миконечным крестом, выходы совершались абсолютно, – на что́ дают указания официальные документы (указ патр. Адриана 1698 г.: Полн. Собр. Закон. Росс. Имп., т. VI, 390). Примечательно, что в церковных распоряжениях по сему предмету совершенно отсутствуют ссылки на соборные запреты и о клятвах нет и помину. Когда же начались сыски раскольников, – по государственным, а не по церковным соображениям, – то сыщикам чинились препятствия и со стороны помещиков, и гражданского начальства, и даже духовенства (Описан. архив. Св. Синода, т. I. Собран. постан. по ч. раск. по ведомству Синода, 1721 г. „Прав. Обозр.“ 1869 г., авг.). Впоследствии, когда допущено было Единоверие, старообрядчество , как таковое могло беспрепятственно держаться повсюду, (за исключением, конечно, богослужения в православных храмах), и о соборных клятвах не думали и большинство о них не знало. Старые люди, которых мы еще помним, вполне православные, в домашнем быту были истыми старообрядцами: молились двуперстно, читали символ с словом „истинного“, сугубили алллилуиа, полагали известный „начал» и творили положенные поклоны не дома только, но и в церкви. Не толковали они при этом ни о каких бывших соборных клятвенных запретах; довольны были, если не считали их за это раскольниками. Обрядовые разнообразия стали постепенно и незаметно сближаться. Это сближение, начавшись со стороны православной церковной власти учреждением „Единоверия» и беспрепятственным допущением в православные храмы двуперстно молящихся, – каковых сохранились миллионы, – встретило как бы отклик в известном старообрядческом „Окружном послании» (изданном 24 февраля 1862 г. и напечатанном в 1864 году: см. „Энц.“ VII, 610–612). В нем открыто заявляется, что „господствующая в России церковь, вкупе же и греческая верует во единого с нами Творца небу и земли, чтит и Господние и Богородичные праздники, что имя „Иисус“ есть имя того же лица, что и „Исус“, что крест четвероконечный есть образ креста Христова» и т. п. С восторгом было принято это „Послание» нашими учеными, как предвестник церковного мира на почве разнообрядия. „Послание“ имело в виду не привлечение старообрядцев-поповцев по австрийскому священству в прав. церковь, а устроение своего согласия, обуреваемого „беспоповщинскими мудрованиями“, издревле в расколе возникшими. В нем со всею рельефностию и выдвигается вопрос о бывших соборных клятвах, как причине церковного отделения. Вопрос этот со всею силой и со всеми резкими, хотя и далеко не основательными выводами и заключениями и стал предъявляться и предъявляется до последних дней, с целию не только мутить совесть единоверцев и православных двуперстников, но и делать заключение о неправославии Церкви. Таким образом защитникам Церкви и поборникам православия приходится не опираться на бывшие за 250 дет клятвенные запреты, – давно потерявшие фактическую силу, – а считаться с ними, разъясняя не только их смысл, но главным образом их значение. И с этим вопросом о клятвах соборов 1656 и 1667 годов приходится теперь считаться более, чем со всяким другим.
В решении вопроса о клятвах существуют два противоположные течения – с посредствующим между ними 1) раскольничествующие старообрядцы утверждают и доказывают, что клятвы положены на древние обряды или, по их выражению, на „древнее благочестие», а отсюда делают заключение, что и на всю церковь до – Никоновских времен, просиявшую многими святыми, при древнем содержании Богу угодившими; ясно, что эта клятва богопротивна и незаконна; ясно далее, что и единоверцы наши находятся под этой клятвой. К этому течению примыкают и некоторые православные писатели, преимущественно из светских († Т. Ив. Филиппов и др.), но без резких раскольнических выводов как относительно древней русской церкви, так и относительно православия церкви современной, с выражением лишь необходимости канонического подтверждения „Единоверия» и разъяснения или разрешения бывших клятв, при авторитетном участии восточных иерархов. 2) Православные писатели из духовных и миссионеров в громадном большинстве утверждают и доказывают, что клятвы лежат на противников Церкви и положены именно за противление, и посему единоверцы, как держащиеся „старого» обряда с разрешения власти церковной и по ее благословению, под означенные соборные клятвы не подходит. Такая формула впервые ясно была выражена блаженной памяти московским митрополитом Филаретом и, благодаря его авторитету, получила весьма широкое распространение. Толкование это, признанное и церковною властию, не удовлетворило раскольничествующих старообрядцев и не вполне успокоило смущаемых ими единоверцев. При том оно касалось исключительно клятв собора 1667 г. 3) В последнее время стало намечаться новое, по вопросу о смысле соборных клятв, направление, среднее между указанными, которое примыкает более к последнему, но некоторыми сторонами соприкасается с первым, при чем современной церковной власти отводится широкий простор, сглаживается самая острота вопроса и отпадают всякия нарекания на старообрядцев при их единении с Церковию. Существо этого направления в том, что соборный суд и клятвенный приговор произнесен главным образом над отщетившимися церкви смутьянами и ее хулителями, во произнесенные на будущее время запреты, хотя и под угрозою клятвы, вполне могут быть не только разъяснены, но и разрешены и сняты церковною властию последующего времени, при изменившихся обстоятельствах, даже и помимо канонических соборов. Этот последний взгляд не вошел еще в общее сознание, вследствие трудного для многих анализа понятий суда
По каким неразрешимым на раскольнической почве вопросам происходило и происходит это разделение, – см. наше „Руководство по Истории раскола“.
Многие из современных старообрядцев и их защитников и даже восхвалителей считают едва не клеветою, яко бы они – старообрядцы суть обрядоверы, и заменяют это название словами: „устои благочестивой старины». По в чем эти „устои“, – того не объясняют. А заговорите с ними о двуперстии, аллилуии и о подобвом, тогда ясно будет. Время теперь такое, что постоянно прибегают к общим красивым фразам и на них думают строить свои заключения.
Низложив Никона, собор избрал на его место нового патриарха, Иоасафа, архимандрита Троице-Сергиевой лавры. Затем приступили к решению вопросов, вызванных церковной реформой.
Реформа была выгодна многим. Восточным патриархам она была весьма по душе, так как проводилась в согласии с греческими новыми книгами и закрепляла их главенство в вопросах веры, утверждала их духовный авторитет, к тому времени на Руси сильно поблекший. Государственная власть тоже видела свою геополитическую выгоду в реформе. И Ватикан в реформе православной Церкви тоже имел свой интерес. С присоединением Украины к Москве в России стало сказываться юго-западное влияние. В Москву понаехало множество украинских и греческих монахов, учителей, политиков и разных дельцов. Все они были в различной степени пропитаны католицизмом, что не помешало им, а, может быть, даже и помогло, приобрести большое. влияние при царском дворе. Паисий Лигарид, продолжая дело митр. Исидора, вел в это время переговоры с католическим Западом о соединении русской Церкви с римской. Он пытался склонить к этому и восточных патриархов. Русские же архиереи во всем были послушны царю. В такое-то время и состоялся собор по делу никоновской реформы.
Собор одобрил книги новой печати, утвердил новые обряды и чины и наложил страшные проклятия и анафемы на старые книги и обряды. Двуперстие собор объявил еретическим, а троеперстие утвердил. Проклял тех, кто в символе веры исповедует Духа Святаго Истинным. Проклял и тех, кто будет совершать службу по старым книгам. В заключение собор изрек: «Если кто не послушает нас или начнет прекословить и противиться нам, то мы такового противника, если он - духовное лицо, извергаем и лишаем всякого священнодействия и благодати и предаем проклятию; если же это будет мирянин, то такового отлучаем от св. Троицы, Отца и Сына и Святаго Духа, и предаем проклятию и анафеме как еретика и непокорника и отсекаем, как гнилой уд. Если же кто до самой смерти останется непокорным, то таковой и по смерти да будет отлучен и душа его пребудет с Иудой-предателем, с еретиком Арием и с прочими проклятыми еретиками. Скорее железо, камни, дерево разрушатся, а тот да будет не разрешен во веки веков. Аминь».
Эти ужасные проклятия возмутили даже самого Никона, привыкшего проклинать православных христиан. Он заявил, что они положены на весь православный народ, и признал их безрассудными.
Чтобы заставить русский благочестивый народ принять новую веру, собор пригрозил подвергнуть ослушников соборных определений «телесным озлоблениям», что выразилось в том, что христианам отрезали уши, носы, вырезали языки, отсекали руки; их били говяжьими жилами, ссылали, заточали в тюрьмы. Деяния и определения собора внесли еще большую смуту в умы русских людей и усугубили раскол.
Современная новообрядческая церковь на поместном соборе 1971 года признала ошибку, сделанную бывшим патриархом Никоном и собором 1666-67 года, приведшую к трагическому разделению русской Церкви, и засвидетельствовала, что старые обряды для нее «равночестны и спасительны», а клятвы были положены «не по доброму разумению». И как итог: реформы «не имели ни канонических, ни исторических оснований». Но, к сожалению, признание совершенных ошибок на практике мало что изменило в отношении РПЦ к старым книгам и обрядам, к старообрядческой Церкви.
Раскол русской Церкви совершился не сразу. Определения собора были настолько ошеломляющими, в них было так много безумия, что русский народ счел их за дьявольское наваждение. Многие думали, что царь лишь временно обманут приезжими греками и латынянами, и верили, что рано или поздно раскроется этот обман и все возвратятся к старине. Что же касается архиереев, участвовавших на соборе, то о них сложилось убеждение, что они не тверды в вере и, боясь царской власти, готовы веровать так, как им прикажут. Один из них, чудовский архимандрит Иоаким (впоследствии патриарх), откровенно заявил: «Я не знаю ни старой веры, ни новой, но что велят начальницы, то я готов творить и слушать их во всем».
В течение 15 лет после собора шли пререкания между сторонниками старой веры и новой, между представителями древней народной Церкви и представителями новой, царской. Протопоп Аввакум слал царю Алексею Михайловичу одно послание за другим и призывал его к покаянию. Этот протопоп-богатырь горячо и вдохновенно убеждал царя, что в древнем православии, которое так немилостиво проклято собором, нет ничего еретического: «Мы содержим истинную и правую веру, умираем и кровь свою проливаем за Церковь Христову».
Царя просили назначить всенародное состязание с духовными властями: пусть видят и слышат все, какая вера истинная - старая или новая, но Алексей Михайлович не внял этому разумному совету. После его смерти царский престол занял его сын Феодор Алексеевич. Защитники и исповедники древних церковных преданий обратились к новому царю с горячей мольбой «вернуться к вере благочестивых и святых предков». Но и эта мольба не имела успеха. На все челобитные церковных пастырей, жаждавших мира и единства церковного, правители отвечали ссылками и казнями.
РОЗЫСК О РАСКОЛАХ. Часть 3-я
Глава 15
ДЕЯНИЯ СОБОРОВ 1666-1667 годов
УСИЛЕНИЕ РАСКОЛА ПОСЛЕ УХОДА ПАТРИАРХА НИКОНА в1658 г. - ДЕЯНИЯ СОБОРОВ 1666 - 1667 гг. Деяния Собора русских архиереев в1666 г.: отлучение от Церкви 4-х раскольников. - Осуждение патриарха Никона 12 декабря 1666г. - Избрание нового патриарха Иосифа. - Одобрение мер по исправлению книг и обрядов. - АНАФЕМА НА НЕПОКОРНИКОВ И ХУЛИТЕЛЕЙ ЦЕРКВИ в 1667г. - ПОЧЕМУ ЦЕРКОВЬ ОСУЖДАЛА РАСКОЛЬНИКОВ ЗА ДВОЕПЕРСТИЕ.
УСИЛЕНИЕ РАСКОЛА
ПОСЛЕ УХОДА ПАТРИАРХА НИКОНА в 1658 г
15-1. Митрополит Макарий (Булгаков) в своей «Истории русской Церкви» позволяет себе даже помечтать: не уйди, мол, Патриарх Никон с кафедры, так раскол сам «мало-помалу прекратился бы, и на его место водворилось бы так называемое ныне единоверие » (с.119). Эта версия повторяется из книги в книгу, а в некоторых воспроизводится и еще одно раскольническое предание: будто Патриарх Никон под конец жизни вернулся к «старой вере» и умер «правоверным древлеправославным» (то есть отлученным от Церкви раскольником). Подобные слухи в раскольнической среде возникли в связи с низложением Патриарха Никона, причины коего были неизвестны и неясны простому народу, а потому многие рассуждали так: раз низложен и сослан, то значит пострадал за «старую веру». Разинцы были настолько в этом уверены, что явились в Ферапонтов монастырь к ссыльному Патриарху и просили его возглавить бунт. И когда он отказался, главари бунта обзавелись самозванцем под именем Патриарха Никона, рассчитывая тем самым привлечь в свои ряды и православных людей.
Можно, конечно, следуя этой версии, вообразить и такое: мол, не уйди, Патриарх Никон (превратившийся в «старообрядца») с кафедры, то раскол сам «мало-помалу прекратился бы, и на его место водворилось бы так называемое «старообрядчество» и не было бы никакой «трагедии русского раскола». Таким мечтам могут предаваться «религиозные маниловы», которые думают, что церковные расколы происходят по случайному совпадению частных обстоятельств, а судьба народа зависит от ссоры неистовых протопопов с Патриархом.
15-2. Расколоучители имели сильных покровителей при дворе . Но если фантазии и мечты оставить на долю раскольников и вновь обратиться к фактам, то следует отметить, что борьба с раскольниками в первые годы велась крайне непоследовательно, что и послужило распространению их измышлений. Решения Соборов 1650-х годов фактически не выполнялись, потому что главари раскола находили себе защитников, как в царском дворце, так и у некоторых архиереев . Так например, скрывающийся от властей протопоп Неронов в 1655 г. остановился прямо у царского духовника Стефана Вонифатьева, а в1657 г. он же, но уже инок Григорий, отсиживался в Москве на подворье Рязанского митрополита Илариона, того самого, который был когда-то женат на сестре Коломенского епископа Павла и ненавидел Патриарха Никона по личным причинам. На Царя давление оказывала царица Мария Ильинична, да и сам он не мог забыть бывшего любимца, Казанского протопопа, и заставлял Патриарха Никона простить Григория.
В таких условиях Патриарх Никон продолжал начатое дело. В январе 1658 г. он приказал троить алиллуйю и прибавлять «Слава тебе, Боже», то есть восстановил обычай, существовавший на Руси до Стоглавого Собора, о чем свидетельствуют двухвековые споры о сугубой аллилуйе (см. выше, гл. 9). Это было последним его распоряжением по поводу исправления новин в области обрядов. Через полгода 12 июля1658 г. он покинул кафедру. Началась его 8-летняя опала, закончившаяся в 1666 г. судом и ссылкай.
15-3. После ухода Патриарха Никона с раскольниками никто не боролся . После его ухода русские архиереи в течение восьми лет были заняты только тем, чтобы удовлетворить желание Царя: низложить Патриарха Никона и выбрать нового. Бояре желали того же. И потому поощряли раскольников . Так, например, именно для шельмования Патриарха Никона из Сибири был возвращен протопоп Аввакум в 1663 г., когда против Патриарха готовился второй Собор под руководством Паисия Лигарида. Об этом Аввакум откровенно, хотя и не без преувеличений, пишет сам в своем «саможитии» - этом дальнем прообразе «Исповеди» графа Толстого. Из «Жития», несмотря на явные преувеличения и даже выдумки, можно узнать много любопытных фактов и составить представление о психическом складе человека, ставшего символом раскола. Вот как Аввакум описывает свое пребывание в Москве между двумя ссылками.
Как только Аввакум прибыл в Москву, царь велел «поставить его к руке» и милостиво спросил сосланного по его же, царя, указу, протопопа: «Здорово ли, протопоп, живешь? Велел Бог видетца». Протопоп на это отвечает: «Молитвами святых отец наших еще жив, грешник». Он же (то есть Царь) вздохнул (хорошо хоть не расплакался, как Патриарх Никон у Неронова) и иное говорил кое што и велел меня поставить в Кремле на монастырское подворье. В походы ходя мимо двора моево, благословляяся и кланяяся со мною, сам о здоровье меня спрашивал часто; в иную пору, миленкой, и шапку уронил, поклоняся со мною, и давали мне место, где бы я захотел, и в духовники звали, чтобы я с ними в вере соединился».
Итак, у протопопа, одного из самых рьяных единомысленников Ивана Неронова, отлученного от Церкви, Царь благословляется, идучи на войну, при этом роняет шапку; собственный двор ему дает, да не где-нибудь, а в Кремле; мало того, готов вместо своего тогдашнего духовника Лукьяна в духовники взять Аввакума. Затем читаем о том, как за Царем последовал и весь «синклит», бояре и дьяки, и каждый тащил на Аввакумов двор, кто деньги, а кто и провизию («корм ко мне везут да тешат, полну клеть наволокли»). Хотели даже «на Печатный двор посадить» (то есть сделать справщиком книг вместо ученых греков и малороссов). Далее в «саможитии» следует совершенно неожиданная фраза: «Тут было моя душа возжелала (принять предложение), да дьявол помешал». Дьявол помешал, и Аввакум отказался. Царь на него обиделся за очередную челобитную, и неразлучные друзья разошлись: лучший друг, несмотря на заступничество царицы и боярыни Морозовой, сослал Аввакума с семьей в Мезень, и тот по дороге «по городам их, пестрообразных зверей, обличал». Зверями благочестивый протопоп называет русских архиереев. В бытность свою в Москве Аввакум успел пристроить к «духовной дочери своей, боярыне Федосе Морозове» своего друга, юродивого Феодора.
15-4. Распространение раскола в 1658 - 1667. Даже, если в этом рассказе многое преувеличено, все же и из него можно понять, что раскольника встретили с распростертыми объятиями, потому что хотели использовать в борьбе с Патриархом, которого он в течение 10 лет поносил. По всей России все эти годы продолжали свою пропаганду отлученные от Церкви в 1656 г. другие единомысленники Ивана Неронова. Их было немного, но плевелы, ими насаждаемые, падали в подготовленную капитонами почву, и раскол, никем и ничем не сдерживаемый, более того, поощряемый сильными мира сего, разрастался.
15-5. В Москве большим авторитетом пользовался Спиридон Потемкин из смоленских дворян. Выше уже говорилось о том, что архимандрит московского Покровского монастыря Спиридон был связан с Капитоном и покровительствовал ему. Этот влиятельный архимандрит разделял все заблуждения капитоновщины, а потому писал, что своими исправлениями книг Патриарх Никон «устилал путь антихристу». Спиридон написал много подобной лжи и умер в1665 г., за год до окончательно отлучения раскольников от Церкви.
Родственник предыдущего, Ефрем Потемкин, тоже из смоленских дворян, был постриженником Бизюкова монастыря близ Дорогобужа. Поселился он на Керженце , где основал позднее скит «Смольяны» близ г. Семенова, а в описываемое время учил паству, что «антихрист уже явился в лице Патриарха Никона, который осквернил церкви и реки, и жить стало можно только на болотах».
15-6. В Нижегородских пределах распространял ересь капитонов, ученик и земляк Аввакума, игумен Авраамий , управляя Покровским монастырем в селе Лыскове, где когда-то служил священник Иван Неронов. В Новгородских пределах долгие годы безнаказанно сеет раскол еще один игумен, Досифей, начальник Беседного Тихвинского монастыря. На Сейме около Льгова основал скит беглый монах Троице-Сергиевой лавры Иов (1592 - 1681), с 1609 г. постриженник преподобного Дионисия, келейник патриарха Филарета. Впоследствии, уже после Собора 1666-1667 гг. Досифей, его ученик Корнилий, Иов и другие переселяются на Дон . О результатах этой миссии будет сказано ниже, при описании бунта Разина. В Сибири идеи расколатоже беспрепятственно распространялись сосланными из Москвы первоучителями и затем эстафету подхватывали уже местные уроженцы.Так, Авраамий Венгерский (ок. 1635 - ум. после 1702) из тобольских детей боярских и, по сообщению Сибирского митрополита Игнатия, из евреев, стал монахом Троицкого Кондинского монастыря, что на Оби. За противление был сослан в пустынь на р. Исеть, которая впоследствии стала одним из центров урало-сибирского «старообрядчества». В Соловецком монастыре монахи отказались служить по новым книгам еще в 1658 г., а под их влиянием находилось все Поморье , но ни церковные власти, ни Царь на это должного внимания не обращали, полагая, что главный враг у них - Святейший Патриарх Никон, а вовсе не противники и хулители Церкви.
15-7. Такова география раскола (см. карту 1 ): Москва; Керженец и Нижний Новгород (где давно ходили капитоны и в 1630-е годы возник первый кружок «ревнителей благочестия»), Черниговщина и Дон (где скоро вспыхнул бунт Разина); Соловки и Поморье, весь север и Сибирь (где с начала 1670-х годов заполыхали гари - массовые самосожжения совращенных изуверами людей). Основные центры раскола окончательно сложились к концу XVII в., но получили свое начало и окрепли за те восемь лет - с 1658 г. по 1666 г., - когда вынужденный царем и боярами к уходу с кафедры Патриарх Никон подвергался непрерывной травле. Можно сказать, что Священноначалие, Царь и боярство, не только не предпринимали необходимых мер к прекращению раскола, но, видя в раскольниках союзников в борьбе с Патриархом Никоном, фактически сами способствовали его распространению. Они опомнились лишь летом 1666 г. В ожидании приглашенных для Суда над Патриархом Никоном Восточных патриархов, в Москве начал свою работу Большой Московский Собор, деяния которого имели громадное значение для всей последующей истории Церкви и нашего Отечества. О Суде над Патриархом Никоном см. в Приложении, а здесь мы скажем лишь о том, что касается раскольников.
ДЕЯНИЯ СОБОРОВ 1666-1667 гг.
15-8. С уходом Патриарха Никона в России начался период междупатриаршества. Он длился с 12 июля1658 г. по декабрь1666 г., и за это время все собираемые Соборы (1660, 1663) занимались только одной проблемой: как низложить Патриарха Никона и выбрать нового. Так как судить своего Патриарха одни русские архиереи не могли, то Царь Алексей Михайлович решил пригласить в Москву Восточных патриархов, на суд которых Царь хотел передать и вопрос о расколе. Из четырех патриархов согласились приехать два: Антиохийский патриарх Макарий (участник Соборов 1655 и 1656 гг.) и Александрийский Паисий. Они ехали в Россию кружным путем через Кавказ на Астрахань и далее вверх по Волге. Дело затягивалось, и потому Царь решился собрать Собор из одних русских архиереев в начале1666 г., так как вопрос о расколе они могли рассматривать самостоятельно.
15-9. По прибытии в Москву патриархов в декабре 1666 г. начался Собор, который теперь в литературе называется Большим Московским. Он закончился в мае1667 г. В общей сложности эти Соборы длились более года то есть длился чуть более года. По содержанию рассматриваемых на этих Соборах вопросов их Деяния можно разделить на несколько основных тем:
1) суд над раскольниками и отлучение их от Церкви Собором в составе одних русских архиереев на заседаниях с 29 апреля по конец августа1666 г. Итоговый документ: «Наставление благочиния церковного» от 2 июля1666 г.;
2) суд над Патриархом Никоном и его низложение при участии двух Восточных патриархов Макария и Паисия с 2 ноября по 12 декабря1666 г. Итоговый документ: «Объявление о низложении Никона»;
3) избрание нового патриарха Иосифа и его посвящение (интронизация) с 31 января по 10 февраля1667 г.;
4) обсуждение распоряжений низложенного Патриарха Никона , одобрение одних, осуждение и отмена других, с 26 февраля1667 г. Итоговые документы: Постановления;
5) обсуждение «Наставления» с осуждением раскола , принятого русскими архиерееями в1666 г., его утверждение. Итоговый документ: «Изречение, или Предел» с анафемой на непокорников и хулителей от 13 мая1667 г.
Деяния этих Соборов подробно изложены в «Истории Русской Церкви» митрополита Макария (Булгакова) (Кн. 7, гл. III). Здесь расскажем только о тех из них, которые связаны с осуждением раскольников, то есть рассмотрим 1 и 5 пункты.
Деяния Собора русских архиереев в 1666 г.
5-10. Перед Великим постом1666 г. по грамотам Царя в Москву съехались 10 архиереев: 5 митрополитов и 5 архиепископов. Они решили, что до того, как станут судить других за уклонение в раскол, должны удостовериться, что пребывют в единодушии, а потому архиереи дали ответы на следующие вопросы:
1) признают ли православными четырех Вселенских патриархов?;
2) признают ли правильным решение Московского Собора1654 г. (бывшего при Патриархе Никоне) совершать богослужение по книгам греческим и русским древним?
15-11. Такие вопросы были поставлены потому, что раскольническое учение состояло именно в том, что греческие книги-де испорчены и наполнены ересями, и сами Восточные патриархи, находясь под игом неверных (магометан-турок), уклонились от Православия; что русские церковные книги, напечатанные до Патриарха Никона, во всем исправны, православны и не требовали исправления и что Московский Собор1654 г., определивший их исправление, есть Собор незаконный, потому-де, что русские архиереи поставили свои подписи только из-за страха перед Патриархом Никоном, то есть вынужденно, а на самом деле, мол, теперь вовсе не против восстановления «старой веры».
15-12. Подозреваемый в расколе епископ Александр Вятский. С этим епископом связано очередное предание, опять же изложенное бывшим диаконом Федором: будто в1674 г. Вятский епископ Александр «отрекся от новозакония их, и остави епископию, отъиде в монастырь свой на Вычегду, и каялся до смерти о прежнем своем поползновении, заеже сообщися с ними». Эта выдумка Федора, как и все остальные его «предания», благодаря П.И.Мельникову-Печерскому стала известна всему свету. В своем романе «В лесах» он ее воспроизводит, как достоверный факт. Да кто же усумнится в сказанном самим П.И.Мельниковым? Никто.
15-13. Теперь от «преданий» перейдем к фактам. Вятский епископ Александр (1603 - 1678) сначала был рукоположен в епископа Коломенского самим Патриархом Никоном (в1655 г. на место сосланного Коломенского епископа Павла). До этого 4 года он был игуменом того самого Спасо-Каменного монастыря, где с 1653 по1655 г. находился в ссылке зачинщик раскола, глава нижегородских и московских «ревнителей благочестия», Иван Неронов. В 1657г. епископ Александр был переведен во вновь открытую Вятскую епархию. Он был этим чрезвычайно недоволен и питал к Патриарху Никону личную вражду. Но главное, конечно, было не в этом, а в сочувствии к движению «ревнителей благочестия». О своем несогласии с «реформами» епископ Александр стал говорить только после ухода Патриарха Никона с кафедры и, возможно, надеялся переломить ситуацию в пользу своих друзей. Он стал хулить исправление святого Символа, новопечатные книги и иные чины церковные и сколько мог покровительствовал расколоучителям, а они - возложили теперь уже на него свои надежды на успех в затеянном деле. Так например, в начале1666 г. выяснилось, что именно у него, на Вятке, скрывается один из раскольников, бежавший из Москвы игумен Златоустовского монастыря Феоктист, и при этом держит у себя в келье «развратные письма». Тогда же была составлена «Роспись, что взято у Феоктиста чернца книг и писем».
15-14. Раскольнические «развратные письма» . Стоит остановиться на этой истории с «развратными письмами». Интересно отметить, что еще до Большого Московского Собора 1666 - 1667 г. таких антицерковных сочинений было написано уже более 80 и в них авторы совершенно открыто хулили Церковь, Божественные Таинства и священство, призывали православных людей не ходить в храмы, не крестить детей и не причащаться. После1667 г. раскольники понаписали подобных книг и писем без числа и распространяли их путем переписывания среди православного населения, явившись первыми диссидентами и журналистами на Святой Руси. С тех пор это «журналистское семя», как мы знаем, чрезвычайно умножилось и попрежнему ратует за «свободу информации», то есть свободу распространять любую ложь и злостную клевету. Теперь «развратные письма» раскольников называются «старообрядческой литературой»; а имена их сочинителей занесены на скрижали «Словаря русских книжников». В советское время усилиями «Пушкинского Дома» в Ленинграде сочинения некоторых из них, главным образом, обожаемого нашей интеллигенцией за неистовость Аввакума, были изданы большими тиражами с научными комментариями. Однако в XVII в. на «развратные письма» еще многие смотрели по-другому.
15-15. Все десять участников Собора на поставленные вопросы ответили утвердительно и таким образом единодушно засвидетельствовали верность Вселенскому Православию и решимость продолжать начатое при Патриархе Никоне дело. Ответы на эти вопросы определяли также отношение участников Собора к тем лицам, коих они должны были судить за противление Церкви и принадлежность к расколу. Каждому из них в первую очередь они задавали те же два вопроса.
15-16. Первое заседание Собора 29 апреля 1666 г. в царской столовой палате открылось речью самого Царя Алексея Михайловича и из нее можно понять, что душепагубные расколы распространились по всему Царству и что учение расколоучителей было богохульным. Царь сказал: «И мы узнали, что оно (учение) содержит следующие хулы: нынешняя Церковь не есть Церковь, Тайны в ней Божественные - не тайны, крещение - не крещение, архиереи - не архиереи, учение неправедное - и все в ней скверно и неблагочестиво . Многие скудоумные заразились этим лжеучением и, как бы обезумев, уклонились в нововозникшие сонмища , отвергли крещение, не исповедуют своих грехов иереям Божиим, не причащаются Животворящим Тайнам и совсем отчуждились от Церкви и от Бога ». Таким образом, Царь Алексей Михайлович кратко и ясно изложил положение в Церкви, хорошо известное всем, и просил архиереев исполнить свой пастырский долг, во всем разобраться и вынести свое суждение, чтобы за свое нерадение и небрежность не отвечать им пред Богом в день Страшного суда.
15-17. Чтобы не соблазняться сентиментальными воздыханиями о «невинно гонимых за веру» раскольниках, как это делают и ныне некоторые чада Русской Православной Церкви, нам тоже надо помнить о Страшном суде, честно ответить на поставленные архиереями вопросы и осознать, что такие хулы, - не детские игры, что раскольники их повторяют вот уже 350 лет, что видеть в их упорстве стойкость, а в неистовстве ревность по вере, - значит стать соучастником их хуления.
15-18. Теперь скажем о том, кого же судил этот Собор1666 г. Как подозреваемый в противлении Церкви и принадлежности к расколу, епископ Александр Вятский на первые два заседания Собора не был приглашен. Поэтому на третьем заседании он был вызван первым. После разъяснения его недоумений и сомнений другими архиереями, епископ Александр написал покаянный свиток, высказал свое исповедание, заверил, что признает всех Восточных патриархов православными и приемлет решения Собора1654 г. Митрополит Макарий предполагает, что своим покаянием этот епископ подал добрый пример своим единомышленникам. Из них на Собор были вызваны 12 наиболее злостных расколоучителей, отчасти нам уже знакомых. Среди обвиняемых в расколе было: 8 монашествующих (в том числе 1 архимандрит, 2 игумена и два бывших протопопа), 3 протопопа и 1 диакон. Перечислим их, объединив по месту их «духовного» происхождения, и выясним, откуда вышли наиболее активные и влиятельные «ревнители благочестия» (Нижний Новгород, Смоленск, Суздаль и Соловецкий монастырь):
Нижегородские и московские ревнители : 1) первый виновник раскола иеромонах Григорий (Иван Неронов ); 2) бывший архимандрит Спасского монастыря в г. Муроме Антоний ; 3) бывший строитель Покровского монастыря в селе Лыскове Авраамий ; 4) ученик Неронова игумен Златоустовского монастыря в Москве Феоктист ; 5) привезенный из Мезени протопоп Аввакум ; 6) ученик Аввакума, диакон Благовещенского собора Федор Иванов.
Смоленские ревнители: 7) из смоленских дворян, постриженник Бизюкова монастыря, монах Ефрем Потемкин (его родственник архимандрит московского Покровского монастыря Спиридон Потемкин умер за год до Собора); 8) иеромонах того же Бизюкова монастыря Сергий Салтыков; 9) бывший смоленский протопоп, уставщик Симонова монастыря, Серапион.
Суздальские ревнители : 10) суздальский поп Никита Пустосвят; 11) суздальский поп Лазарь.
Соловецкий ревнитель : 12)монах Соловецкого монастыря Герасим Фирсов .
15-19. Рассмотрению дела каждого раскольника посвящалось отдельное заседание Собора. Сначала человек должен был ответить на два вопроса: признает ли греческих патриархов православными? признает ли русских архиереев православными? Все сначала отвечали на эти вопросы отрицательно и мотивировали свое непризнание Вселенского Православия тем, что: «греческие патриархи неправославны, потому что содержат обливательное крещение и троеперстие, а русские архиереи неправославны, потому что учат вопреки церковным догматам о Символе веры (изъяли «истиннаго»), об аллилуйе (велят петь трижды), о двоеперстии -«все мерзко, нечестиво и хульно, по прельщению от сатаны». После таких ответов архиереи долго увещевали каждого (иногда не безуспешно), зачитывали хуления из их собственных сочинений, опять увещевали и умоляли к обращению чаще всего под сопровождение нестерпимых ругательств, изрыгаемых на них обвиняемыми. Увещания повторялись многократно в течение месяца и лишь после этого Собор вынес свои определения отдельно по каждому обвиняемому.
15-20. Отреклись от своего богохульного учения и покаялись 10 человек: непостоянный Неронов (он уже каялся ранее); его ученик игумен Феоктист; монах Ефрем Потемкин, иеромонах Сергий Салтыков; суздальский поп Никита; архимандрит из Мурома Антоний; строитель из Лыскова Авраамий; уставщик Серапион; соловецкий монах Герасим Фирсов. Архиереи поверили их раскаянию и каждого направили для вразумления в разные монастыри. Но из 10 раскаявшихся трое покаялись притворно, чтобы иметь возможность бежать из назначенных им для исправления монастырей. Таковыми клятвопреступниками явились: суздальский поп Никита; иеромонах Сергий Салтыков (оба в1682 г. возглавили бунт стрельцов в Москве) и ученик Аввакума диакон Федор. Православными умерли остальные 7 человек, а эти трое были отлучены от Церкви в1667 г.
15-21. Не раскаялись двое: Аввакум и Лазарь. Аввакум в ответ на увещания весь Собор объявил неправославным, пребывая в ожесточении, изрыгал хулы и ругательства. Отказался покаяться и за это был лишен священства и предан анафеме. По царскому указу от 14 мая1666 г. Аввакум был сослан в Пустозерск. В результате широко развернутой раскольниками пропаганды эта мера многими людьми воспринимается, во-первых, как крайне жестокая, а во-вторых, как гонение за веру (веру в кого, не уточняется). Чтобы у таких гуманистов и правозащитников не возникало сомнений в правомерности по сути даже запоздавшей меры, приведем здесь образчики высказываний Аввакума из его «развратных писем». О православных людях он писал в «Книге всем горемыкам»: «Никониане нечестивы, богоотступны и богомерзки… И все это сделал Никон еретик… Мерзки книги и догматы его, и укрепляющие их ученики его ненавидимы суть от Христа Бога и Святых Его».
15-22. В послании к горемыке Симеону Аввакум писал о троеперстии: «Всяк крестивыйся тремя персты изумлен (то есть безумен). Тяжела просыпка пившему чашу ту (полну мерзости чашу Апокалиптической блудницы), триперстную бл…». Об именословном перстосложении, коим наши пастыри благословляют, писал так: «А перстосложение именословное - предание врага и адова уза, Малаксы протопопа… Кому Малакса поп на чело наложит, тот не проснется до судного дня». «Никониане из церкви все выбросили и жертву переменили, молитвы и пение («зело Богу гнусно нынешнее пение»), все на антихристово лице устроили; дети антихриста, отцу своему угождающие путь, предтечи его жиды богоубийцы» (Сочинение о Мельхиседеке). А потому, этот кумир раскольников учил своих поклонников не ходить в церковь, и воинственные безбожники 30-х годов во главе с Емельяном Губельманом-Ярославским могли бы только позавидовать силе ненависти этого агитатора к Церкви. «Лепо есть ныне от Никонианския богомерзкия службы бегати и уклонятися, и ненавидети, и гнушатися, еретических книг не прочитати, и учения, и чтения, и пения их не слушати, и к сборищам их не ходити».
15-23. Эта ненависть, естественно, переносилась и на все церковные святыни. Так, Аввакум учил не только не чтить освященную в православных храмах воду, но, если священник придет в дом и окропит в дому святой водой («водою намочит»), то по уходе его надругаться над святынею («надобно после него вымести метлою»). Эту ненависть к освященной воде ученики Аввакума сохранили до наших дней и требуют, чтоб священники не освящали общественные здания (например, армейские казармы), потому что для солдат-«старообрядцев» после этого в такой казарме находиться нестерпимо. Наконец, Аввакум запрещал «старообрядцам» причащаться Божественных Таин: «Аще кто причастится неволею Никонианския жертвы, таковый с верными не сообщается шесть месяц и плачется пред верными греха своего ради». В «Книге всем горемыкам» этот основатель поповства писал: «Причаститися без попа можно святым камканием (комкание - значит причащение); робенка и мирянин причастити может» (что и стали делать в некоторых толках беспоповцы).
15-24. В постановлениях Московского Собора об Аввакуме сказано следующее: «предста блядословный Аввакум, бывший Юрьевца Повольского протопоп, иже в прешедших летах послан на заточение бяше в Сибирь за расколы, мятежи и лжеучения и паки оттуду милосердием скипетродержца (то есть Царя Алексея Михайловича) свободися, но не преста своего зломыслия и лжеучения словом и писанием разсевати и простыя чады прельщати, от единства святыя Восточныя православно-кафолическия Церкви отверзая. Писа бо хулы на святого Символа исправление, на триех первых перстов в креста воображении сложение, на исправление книжное и на исправителя, на согласие пения церковного, оклевета же и священники московские, аки неверующие во Христа вочеловечьшася, и не исповедующие Его воскресения… возбраняя православным христианом от священников».
Решение о суздальском попе Лазаре, дело которого рассматривалось уже в августе1666 г. Собор не вынес, посчитав за лучшее дождаться приезда Восточных патриархов и все еще надеясь, что Лазарь одумается. Нет смысла повторять хулы, произносимые Лазарем - они столь же богомерзки.
15-25. В своем «Наставлении» отцы Собора 1666 г. писали: «Многие невежды не только из простых, но и из священных лиц, одни по неведению Божественных Писаний и порочной жизни, другие, по-видимому и добродетельные, но надменные самомнением и считая себя мудрыми, хотя исполнены всякого бессмыслия, третьи, увлекаясь ревностью не по разуму, возмутили души многих неутвержденных иные словом, иные письменно… В Москве люди, имеющие средства, держат по домам своих вдовых священников,… часто пришлых из других епархий, запрещенных и даже лишенных сана (так зародилось беглопоповство - авт. ), чтобы только не ходить в церкви, где совершаются церковные службы по новопечатным книгам. Между многими в народе распространено мнение, будто церкви, и чины, и таинства, и последование церковное осквернены многими ересями и антихристовою скверною ». Затем они изложили «заповеди»: 1) чтобы священники учили паству покоряться святой Восточной Церкви и совершали службы по новопечатным книгам; 2) чтобы просфорницы печатали просфоры печатию четвероконечного креста; 3) чтобы крестное знамение на себе творили тремя первыми перстами правой руки, «якоже и ныне видим мужей-поселян неизменно, из древнего обычая, тако знаменующихся тремя первыми персты»; 4) чтобы священники благословляли перстосложением именословным.
15-26. Таким образом, подытоживая результаты Собора 1666 г., следует, во-первых, отметить, что никаких проклятий и хулений на «старые обряды и книги» Православные архиереи не произносили, в то время как раскольники на «новые обряды и книги» произносили хулы громогласно; во-вторых, никаких общих определений по расколу не было сделано : судили 12 человек, от Церкви отлучили одного Аввакума, и по царскому указу он был сослан в Пустозерск. Составленное на этом Соборе «Наставление» было приказано списывать священникам и держать в своих храмах. В результате столь мягких решений раскол еще более распространился и окреп, особенно в Соловецком монастыре и на Дону, куда многие «ревнители» побежали совращать всегда недовольных московским правительством казаков. Через два года вся страна была охвачена разинщиной, а в Соловецком монастыре те же разинцы возглавили оборону против царских войск. Таковы были последствия частных и неопределенных решений Собора русских архиереев.
Анафема на непокорников и хулителей Церкви в 1667 г.
15-27. Весной1667 г. Большой Собор вынес окончательное решение в отношении непокорников и хулителей Церкви в своем «Изречении, или Пределе». В нем, во-первых, было дословно повторено «Наставление», выработанное русскими архиереями летом1666 г., а затем от имени всего собора произнесена анафема.
АНАФЕМА
(Дополн. к Актам истор. Т.V, с. 487, цитировано по книге «Анафема», 1998, с.211-212).
«… кто не послушает нашего повеления и не покорится святой Восточной Церкви и сему освященному Собору или начнет прекословить и противиться нам, мы такового противника данною нам властию от Всесвятаго и Животворящаго Духа, аще будет от освященного сана, извергаем и проклятию предаем, аще же от мирскаго чина, отлучаем и чужда сотворяемот Отца и Сына и Святаго Духа, и проклятию и анафеме предаем, яко еретика и непокорника и от православного всесочленения и стада и от Церкве Божия отсекаем, яко гниль и непотребен уд, дондеже вразумится и возвратится в правду покаянием. Аще же кто не вразумится и не возвратится в правду покаянием, и будет в упрямстве своем до скончания своего, да будет и по смерти отлучен и не прощен, и часть его и душа со Иудою предателем и с распеншими Христа жидовы и со Арием и с прочими проклятыми еретиками;железа, камение и древеса да разрушатся и да растлятся, а той да будет не разрешен и неразрушен и яко тимпан, во веки веков, аминь» .
Митрополит Макарий (Булгаков) писал свой труд по истории Церкви в те годы, когда уже началась кампания по борьбе с «клятвами» Собора 1667 г., который, как уверяли себя и сочувствующих им либералов раскольники, будто бы проклял не хулителей Церкви (об этом в XIX в. в обществе говорить было не принято), но «старые обряды» и «старопечатные книги». Поэтому Преосвященный Макарий был вынужден почти оправдываться, постоянно подчеркивая, что ни на одном Соборе «старые обряды и книги» не подвергались ни поношению, ни даже осуждению, что речь шла только о людях , самих себя уже отторгнувших от Церкви.
Анафемствования были произнесены в 1667 г. на ЧЕТЫРЕХ человек: Аввакуму (уже сосланному в Пустозерск), диакону Федору Иванову (покаявшемуся в 1666 г. и вскоре отрекшемуся), попу Лазарю (сосланному в Пустозерск еще в 1665 г. и вызванному на Собор 1666 г.) и чуть позднее монаху Соловецкого монастыря Епифанию . Лазарь был расстрижен 17 июня1667 г. На вопрос патриарха Иосифа и русских архиереев: «Подобает ли еретиков и раскольников наказывать градским законом или только церковным наказанием?» патриархи Паисий и Макарий отвечали: «Ей, подобает наказывать их и градскими казнями». При этом они сослались на практику Вселенских Соборов. Так, «на II Вселенском Константинопольском Соборе, бывшем на духоборца Македония, были извержены и прокляты 36 злочестивых епископа, и богоносные отцы определили наказать их градскими казнями. И повелением царя Феодосия их били говяжьими жилами, позорили, возили по торжищу, а потом сослали в Сирию, где они и скончались. На IV Вселенском Соборе в Халкидоне 630 богоносных отцов вместе с царем повелели истребить огнем злочестивые книги еретиков Диоскора и Евтихия и их последователей, а их самих наказать говяжьми жилами и темницами. После V Вселенского Собора на Оригена и его единомышленников одним еретикам отрезали языки, другим отсекли руки, иным уши и носы и сослали в заточение до конца жизни». Этот ответ Восточных патриархов был принят всем Собором и внесен в книгу соборных деяний.
15-28. В соответствии с этим ответом отлученные и проклятые весной1667 г. Феодор, Лазарь и Епифаний перед ссылкой были подвергнуты казни: у них были вырваны языки за то, что они прилюдно на площадях читали свои хульные сочинения. Лазарю отрубили и правую руку, которою он писал. 27 августа они были отправлены в Пустозерск, где уже год в тюрьме находился Аввакум. Они были сожжены через 15 лет по указу царя Феодора Алексеевича за то, что в своей челобитной к нему ругались над памятью отца его, царя Алексея Михайловича, уверяя, что он находится в аду.
15-29. Об отлучении еретиков и раскольников Собор тогда же возвестил народу в Успенском Соборе Кремля и эта анафема (отлучение) Аввакума, Лазаря, Федора и Епифания и их последователям в последующие годы стала читаться во всех храмах в Неделю Православия. В Новгородском синодике Чина Православия (1690 г.) анафемствование изложено так: «Бывый протопоп Аввакум, поп Лазарь, Феодор росдиакон и соловецкого монастыря бывый чернец Епифанец развратницы правому учению, хульницы на новоисправленныя книги, непокоряющиеся святому Собору и пособствующие им и приемлющие лжеучения их , да будут прокляты».
15-30. Собор 1667 г. одобрил тогда же написанную против раскольничьего учения книгу «Жезл правления». Прошло 15 лет, и в 1682 г. Москве произошел бунт стрельцов. Церковь произнесла новое особое анафематствование на главных возмутителей за публичное кощуественное поругание святынь Церкви и призывы к свержению гражданской и церковной власти . С того времени в Неделю Православия читали анафему еще и на Никиту Суздальца, Сергия Нижегородца, Савватия Костромитянина, Дорофея, Гавриила и их соумышленников. Тогда же патриарх Иоаким написал второе противораскольническое сочинение «Увет духовный», тоже одобренный Собором. Обе эти книги, как свидетельствует в своем «Розыске» Святитель Димитрий, повсеместно уничтожались раскольниками.
Почему Церковь осуждала раскольников за двоеперстие
15-31. Повторим отчасти уже сказанное в главе о влиянии несториан и армян-монофизитов на православное население русских окраин в период владычества Золотой Орды. «Староверы»-поповцы вступились за «старые обряды», и двоеперстие стало символом всего СТАРООБРЯДЧЕСТВА , поэтому раскольники любили поднимать вверх руку со сложенными двумя перстами в знак своей победы. Так изображена на картине Сурикова боярыня Морозова. Точно так же возмутители бунта1682 г., чуть не удушившие в Грановитой палате в присутствии царской семьи Холмогорского епископа Афанасия, после навязанного ими «диспута о вере» посчитали себя победителями и шли по Кремлю с высоко поднятыми вверх руками и двумя сложенными перстами. Во всех тайных обществах жесты имеют огромное значение, чтобы адепты могли узнать друг друга в толпе профанов. Например, для масонов их символом и знаком победы является тот же жест высоко поднятой руки с растопыренными в виде латинской буквы «V» теми же двумя пальцами. Ныне этот жест усвоило все мировое сообщество.
15-32. Церковь само перстосложение при крестном знамении не относит к догматам веры, а потому не считает ни двуперстие, ни троеперстие ни православным, ни еретическим. Однако, в эпоху Вселенских Соборов еретики тому или иному числу перстов так или иначе сложенных придали тот смысл, который оправдывал их ересь. Усвоенное ими перстосложение становилось символом той или иной ереси и потому отвергалось православными. Двумя сложенными вместе перстами крестились несториане и армяне, еретики IV - V веков, и с тех пор для православных греков двоеперстие стало неприемлемым. Трудно представить себе, чтобы при Крещении Руси в конце X в. греки научили русских креститься так, как крестятся еретики. Но сами раскольники и некоторые ученые утверждают, что двоеперстие было принесено на Русь изначально, а троеперстием греки заразились от латинян, которые, как известно крестное знамение совершают всей ладонью. Споры вокруг того, что древнее: двоеперстие иди троеперстие, можно думать, никогда не завершатся, но и вести их не имеет никакого смысла. Точно известно одно: в XVI в. на Руси одни крестились тремя перстами, другие - двумя. Стоглавый Собор в1552 г. отдал предпочтение двоеперстию и анафемствовал тех, кто придерживался троеперстия. В XVII в. во всех Православных Поместных Церквах (Иерусалимской, Александрийской, Антиохийской и Константинопольской), а также в их митрополиях (в Сербии, Болгарии, Малороссии, на Кипре и на Афоне), словом, во всем Православном мире крестное знамение христиане совершали тремя перстами, в чем убедился посланный в1649 г. на Восток келарь Троице-Сергиевой лавры Арсений Суханов, сам сторонник двоеперстия. И позднее, когда русские раскольники-беглопоповцы искали себе «старообрядческого» архиерея, для чего объездили полсвета, они не нашли нигде двоеперстия, кроме, конечно, армян и несториан.
15-33. Так как в то время, когда на Соборах было решено изменить чины и обряды, именно Восточные патриархи во многом определяли мотивировку того или иного изменения, то благодаря им в решениях Соборов 1656 г. и 1667 г. принадлежность двоеперстия еретикам армянам и несторианам была главной причиной для отказа от него. При увещевании раскольников наши архипастыри в те времена приводили именно этот довод, в чем можно убедиться, читая утвержденные Соборами книги «Жезл правления», «Увет духовный», «Послания» Сибирского митрополита Игнатия и «Розыск» Святителя Димитрия.
15-34. Раскольники, как уже было сказано, выдвинули контр-довод: мол, еретики-греки заимствовали троеперстие у латинян, с которыми находятся в унии, и посему объявили троеперстие (как впрочем и все, что они называли «новывми обрядами») «латинскою ересью», то есть придали перстосложению силу догмата, чего Церковь изначально не знала.
15-35. Со временем, уже в XVIII в., русская Церковь, настаивая на троеперстии, более четко изложила свое отношение к двоеперстию. При Петре I некоторые раскольники или не желая платить двойной подушный оклад, или утомившись от пребывания вне Церкви, но и не желая отказаться от своих пристрастий, объявляли о своем повиновении Церкви и принятии всех церковных таинств, но продолжали крест на себе изображать двумя перстами. Церковь таковых не признавала за искренно раскаявшихся и попрежнему считала раскольниками. Разъяснение было дано в «Увещевательных пунктах», изданных Святейшим Синодом 14 июля1721 г.:
15-36. «Церковь образ перстосложения, и двуперстный, и трехперстный, имела за вещь среднюю (там же объясняется, что «к средним вещам принадлежат церковные обряды или церемонии, которые искони не были, но по времени благочинно введены, иныя и переменены, иныя же и оставлены, и бывает в одной Церкви один, а в другой другий чиновний обычай, без всякого раздора со всецелым единоверием и в благочестии согласием»), но раскольники противятся за тое, они образ сложения перстнаго, каков они полюбили, ставят за догмат веры , и каков в нашем обычае видят (троеперстие), ставят за ересь . И уже сделали свой образ сложения злым; не аки бы он сам собою зол был, но яко свидетель есть их непокорной, злой, немиролюбивой и гордоеретичествующей совести . И того ради, аще кто не похощет образ сложения раскольнического переменити, можно знать, что он безответно упрям и непокорив пребывает и не с доброю совестию , но лукаво, лицемерно и коварно приходит к церковному соединению» (Анафема, с.228-229). Нечто подобное случилось с таким символом, как свастика. Он не был «сам собою зол», но стал таковым, когда его в ХХ столетии использовали фашисты. Теперь кто бы ни употреблял его, свастика ассоциируется со злом (фашизмом) и никакие ссылки на его изначальную непорочность не могут в глазах людей обелить тех, кто из упрямства или немиролюбия взял этот символ для своего движения.
15-37. В этих «Увещевательных пунктах» 1721 г. точно так же, как и в Постановлениях Соборов 1656, 1666 и 1667 годов нет и следа поношения двоеперстия или хулы на какие-либо обряды . Выражен ясный взгляд на саму сущность раскола - духовное повреждение , гордоеретическая совесть у тех, кому Церковь не Мать, кто не желает смириться и проявить послушание. Можно понять тех, кто родился в раскольнической среде и для которых отказ от двоеперстия означает отказ от «веры отцов». Но в наше время ненавистниками Церкви иногда становятся люди недавно воцерковившиеся, и на примерах таких «новых старообрядцев» можно с особенной ясностью видеть, что причина отступничества заключается в психическом складе и духовном повреждении человека. Люди непокорные, мятущиеся и с самомнением, после крещения спешат стать «чистыми», их раздражают малейшие недостатки в Церкви и они становятся не чадами ее, но судьями . Непокорность вызывает резкий протест против церковной иерархии и побуждает искать место, где можно поступать по собственному разумению. Самомнение и ощущение собственной «святости» гонит их из православных храмов, наполненных грешниками, туда, где можно ощутить свою «избранность ». В светской жизни такие люди пополняют ряды мятежников, в религиозной - или сами организуют секты, объявляют себя «христами» и «богородицами», или бегут перекрещиваться к «хранителям древлего благочестия». Точно так же в древности люди становились новацианами , донатистами , а в средневековой Европе - катарами , альбигойцами , вальденсами и богомилами . Те же самые мотивы - протест против иерархии и обличение церковных недостатков - составляли зерно протестантского движения, затеянного в XVI в. Лютером.
15-38. Важно сознавать, что точно те же побудительные мотивы психологического характера лежат в основе поступков новейших протестантов-раскольников, известных под названием «неообновленцы ». Духовное родство «старообрядцев» и «неообновленцев» трудно представить, главным образом, благодаря гипнозу слов «старый» и «новый», имеющих противоположный смысл. Освободиться от этого гипноза помогает сопоставление идеологичеких и психологических установок раскольников за все время существования Апостольской Церкви Христовой.
15-39. Строгий и бескомпромиссный подход к раскольникам, с канонической точки зрения единственно верный, русская Церковь сумела сохранить до 1764 г., когда, протестантка по рождению и воспитанию, императрица Екатерина II отобрала у Церкви и монастырей земли, а затем заставила Святейший Синод изменить и отношение к русским протестантам-раскольникам. Анафемствование раскольникам за двуперстное их сложение должно было прекратиться в 1763 г. Касательно лиц, знаменовавших себя двуперстно, последовало особое распоряжение правительства. На общей конференции Святейшего Синода и Правительствующего Сената было решено, что «которые православной церкви не чуждаются и таинства церковные от православных священников приемлют, а только двоеперстным сложением, по своему неразумению , крестятся, те в надеянии таком, что они, будучи не отлучены от правоверных, совершенно нашу православную веру познают, а свое не по разуму упрямство оставят и во всем Церкви святей согласны будут, от входа церковного и от таинств не отлучать и за раскольников их не признавать». И об этом были разосланы указы духовенству. Так началось движение к единоверию .
15-40. Заканчивая главу о Деяниях Соборов 1666 и 1667 годов, сразу скажем о том, что «клятвы», или анафемы, положенные этими Соборами на непокорников и хулителей Церкви в настоящее время считаются отмененными. История отмены «клятв» подробно изложена в главе о единоверии (№ 20). «Староверы» трактуют отмену «клятв на старые обряды» как свою победу, как признак своей правоты и в то же время не признают эту отмену полноценной. Для чего они добиваются отмены отлучения от той Церкви, которую сами прокляли и считают безблагодатной, остается неясным, но в одном они правы: их усилия оказались тщетными, потому что по смыслу «клятв» 1667 г. они так и остались под «клятвами», то есть отлученными от Церкви Христовой. Анафемы на непокорников и хулителей Церкви сохранили свою силу в отношении ко всем остающимся в расколе. Они распространяются и на тех, кто им пособствует, как это следует из текста «клятвы»:
«Хульницы на новоисправленныя книги, непокоряющиеся святому Собору и пособствующии им и приемлющие лжеучения их, да будут прокляты, дондеже вразумятся и покаятся».