Мoдный низ

Дисциплинарный ад. Все о дисбате (дисциплинарном батальоне)


28 отдельный дисциплинарный батальон в Мулино - один из двух оставшихся в России дисбатов. Второй - близ Читы. Но и в те времена, когда дисбатов по стране было больше, мулинский считался одним из самых благополучных, если вообще слова «благополучие» и «дисбат» можно поставить рядом. Несколько часов, проведённых внутри этого внушающего уважение заведения, считаю, оказались, чрезвычайно полезными. Редкой силы источник познания жизни.



Дисциплинарный батальон - не тюрьма, а воинская часть. Служат в в\ч 12801 два типа личного состава - постоянный и переменный. Военнослужащие переменного состава - это те, что находятся внутри охраняемого периметра. Попадают внутрь на разное время, от трёх месяцев до двух лет. В данный момент в части 170 «постояльцев» из 800 возможных.


Сведущие люди разъяснили: заехать в дисциплинарный батальон - задача не такая уж и простая. В смысле, там немного «случайно оступившихся», больше тех, кто сумел своими трудами стяжать довольно весомую личную «славу». Армия - не палата мер и весов и не правофланговый отряд скаутов, это огромная организация, внутри которой постоянно случается масса самых странных нарушений и девиаций. И придётся несколько напрячься, чтобы быть персонально замеченным на общем фоне. Некоторые не пожалели на это сил.

В дисбате немало тех, кто позволял себе т.н. неуставные отношения. Иначе такого рода отношения именуются «дедовщиной» или «годковщиной». Один из наиболее распространённых видов дедовщины - избиение сослуживцев. Помимо «экзекуторов», велик и процент «сочинцев» (СОЧ - самовольное оставление части) или, как их ещё называют - «лыжников». Вообще говоря, статей, по которым осуждены воины переменного состава, не так уж и много.

Например, статья 335 УК РФ. Нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности . Нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности, связанное с унижением чести и достоинства или издевательством над потерпевшим либо сопряженное с насилием, наказывается содержанием в дисциплинарной воинской части на срок до двух лет или лишением свободы на срок до трех лет. И подпункты к статье.

Или статья 337. Самовольное оставление части или места службы . Самовольное оставление части или места службы, а равно неявка в срок без уважительных причин на службу при увольнении из части, при назначении, переводе, из командировки, отпуска или лечебного учреждения продолжительностью свыше двух суток, но не более десяти суток, совершенные военнослужащим, проходящим военную службу по призыву, - наказываются арестом на срок до шести месяцев или содержанием в дисциплинарной воинской части на срок до одного года. И опять куча подпунктов.

Есть в дисбате бывшие воришки, буяны, грабители, безыдейные хулиганы и просто удивительного калибра дураки (для интересующихся - почти часовой фильм с реальными историями ). А вот насильников, убийц и прочих уголовников нет. Для них предназначены заведения иного толка.

Тут, кстати, очень большой вопрос возникает - где, собственно, лучше: в дисбате или в тюрьме? Лично я правильного ответа не знаю, но подозреваю, что дисбат для большинства заехавших полезнее тюрьмы. Но это мои фантазии конечно, как оно там на самом деле - не знаю. Зато знаю, что никаких отметок о судимости в паспорте военнослужащего, проводившего время в дисбате - нет. Военному комиссару, конечно, не составит труда понять что кроется за строками про пребывание в в\ч 12801, но для остальных, для непричастных - репутация человека незапятнана. Такое, есть мнение, в ряде обстоятельств может для молодого мужчины дорогого стоить.

«Ничто так не облегчает жизнь воина, как дисциплина…»

В ротах - только рядовые. Прошлые заслуги, звания и отличия в зачёт не идут. Род войск и специализация тоже не играют роли. Матрос, мотострелок, пограничник или «вован» - всех одинаково приветливо принимают в лоно дисциплинарного батальона. Стригут наголо и переодевают в новую форменную одежду. Времена, когда в дисбате носили красноармейскую форму образца 1943 года - прошли. Пилоток со звёздочками, шаровар и гимнастёрок с воротником-стойкой на складах больше нет.


Военнослужащие одеты в обычный «камуфляж». Поверх формы белой краской через трафарет нанесены номера рот и надпись КОНВОЙ во всю спину. Это чтобы не перепутать между собой постоянный и переменный составы. Ещё одно видимое отличие между составами - шинели вместо бушлатов. Хотя, как видно на картинках, и бушлаты тоже есть. Обувь довольно единообразна - сапоги. В морозы - валенки. Сапоги, кстати говоря, у встреченных в части осуждённых солдат прямо-таки блистали. Пряжки у бойцов, напротив, блёклые, полевые. Некоторые почему-то покрашены зелёной краской.
Внутри охраняемого периметра решётки на окнах, буферные ворота из металлической сетки и прочие ограничения. Спальное помещение в казарме отделено запирающейся решётчатой металлической дверью. Если ночью бойцу приспичит в сортир - надо отметиться в специальном списке и проследовать к месту отправления естественных надобностей строго в гордом одиночестве. Уже вдвоём, например, в ночное время мчать в туалет нельзя.

Пока мы фотографировали дневального, спавший в казарме наряд получил команду «Подъём!» Отдыхавшие мигом взлетели над койками и чётким коротким строем прошагали в комнату для умывания.


Национальный вопрос в части отсутствует, разного рода «землячества» и прочие кучкования не поощряются. А вот т.н. «кавказцы» - присутствуют. Примерно каждый четвёртый из 170 нынешних «осУжденных» - с Кавказа. Среди них попадаются ошибочно считающие себя упорными и несгибаемыми граждане. Если заехавшему в дисбат пламенному борцу за свои мужские права список предлагаемых удовольствий видится недостаточно полным - имеется целительная гауптвахта. Срок пребывания там - до 30 суток. Решения суда не потребуется, достаточно воли командира.

Если и тридцать суток на «губе» показались шуткой - процедуру можно повторить. До сих пор, говорят, помогало всем. На выходе тяга к работе над собой и созидательному физическому труду во имя общества у осуждённого и проштрафившегося воина резко усиливается. А вот «диетическое питание» в виде хлеба с водой на гауптвахте было отменено. Кормят тамошних сидельцев и просто бойцов дисбата одинаково.

Снаружи «переменных» воинов охраняют другие воины - из постоянного состава. Помимо стрелков, на страже стоят свирепые служебные собаки и специальные средства. Объект режимный, караульные передвигаются в «броне», касках и с примкнутыми штыками и, в случае чего, имет право открывать огонь на поражение. Стрелять умеют, боевые стрельбы командование части проводит чуть ли не ежепятнично, благо полигон в Мулино гигантский, хватит места и для стрелка охраны и для САУ.

«Мы с приятелем вдвоём работаем на дизеле...»

Трудовой фронт для военнослужащих переменного состава - кругом. Начиная от казармы, сияющей почти стерильной чистотой, абсолютно квадратных сугробов вокруг плаца и заканчивая кропотливым изготовлением масштабных макетов части для местного музея.

После «экскурсии» по части собравшимся дали возможность послушать краткие истории четверых бойцов дисбата. Самый безобидный из них «самоходчик». Убежал из части домой, бегал три дня, теперь девять месяцев проведёт за забором в Мулино. Рядом с ним парень с грузинской фамилией и беспокойными глазами. Избил офицера, снимавшего его на видеокамеру, а видимокамеру эту разбил. Почему? Зачем? Непонятно. 10 месяцев на обдумывание.

Лучше всех держался бывший сержант, отслуживший уже 11 месяцев, задембелевавший и на этой почве самовыразившийся в тяжких телесных повреждениях. В Мулино прибыл на 2 года. Смотрел на всех орлом, видимо, орешек крепкий. В глазах у остальных было темно и страшно. Молодые пацаны вызывали сочувствие, чего уж там. Были среди них и удивительные персонажи . Теперь всех вместе ждут увлекательнейшие мероприятия по исправлению себя же.


Сопровождавшие нас офицеры доступно пояснили: подравнивание и неустанное оквадрачивание сугробов, постоянная ходьба строем, непростая отливка бетонных блоков в промзоне и многомесячный зубрёж одних и тех же, сто раз уже надоевших уставов - занятия, конечно, бестолковые. Это каждому понятно, особенно гражданским. Толковые занятия - это вымогательства, кражи, побеги, побои, угоны автотранспортных средств, самовольные отлучки к маме и заезды в очередные отпуска с изнурением себя многодневной пьянкой пополам с неразборчивым грабежом бестолковых граждан. Другое ж совсем дело!
От тяги к подобным увлечениям в дисбате избавляют при помощи трудотерапии. Пока мы стояли на плацу, несколько групп бойцов с ломами, лопатами и мётлами продефилировали в разных направлениях, бойко чеканя шаг по мёрзлому асфальту. По плацу бойцы дисбата или маршируют (чаще всего - в строю, но бывает и индивидуально) или бегают бегом. Строевая подготовка и физкультура тесно переплетены и заполняют собой практически весь досуг военнослужащего. И вообще сложилось впечатление, что солдат переменного состава в дисбате стремится или постоять смирно или немедленно побежать бегом.
В т.н. «свободное время» военнослужащие дисциплинарного батальона могут обратиться к вере. На территории дисбата руками осуждённых возведён небольшой, очень аккуратный православный храм. Для мусульман имеется молельная комната. В редкие минуты досуга верующие солдаты имеют возможность поразмыслить о своих бессмертных душах. Места отправления религиозных культов в военной части не пустуют.
Бегут ли из дисбата? Бегут. Но редко и неудачно. Один из случаев побега зафиксирован в 2008 году. Закончился побег печально: после предупредительных выстрелов в воздух караульные открыли прицельный огонь по беглецу, прострелили ему обе ноги, а сторожевые собаки ещё и искусали раненого. Но тут виноватых искать не стоит, все участники событий доподлинно знали на что идут и чего надлежит ожидать. В Мулино совсем не Голливуд, многокилометровых отапливаемых вентилиционных лазов и корзин с бельём для обеспечения комфортного побега не найти.
Были в истории дисбата и особо находчивые бойцы: один решил убежать по простыням в окошко прямо из гостиницы, где находился с приехавшими родителями, а другой отважно наелся гвоздей и прочих металлических предметов. Очень хотел в больнице отдохнуть. Гвозди из затейника извлекли и передали в музей части. Там же хранятся и прочие предметы, изъятые у (из) осуждённых - шприцы, самодельные игральные карты, примитивные заточки, ножи и прочие полезные мелочи.
Никаких, подчеркну ещё разок красненьким, НИКАКИХ ужасов в расположении части усмотреть не удалось за исключением тех, что демонстрировались на каждом шагу: чистота, монотонность, полная занятость. Без всяких шуток - 8 часов строевой и физической подготовки, 8 часов изучения уставов, 8 часов сна, передвижение строго в рамках периметра бегом или строевым шагом, проверки, построения, неукоснительное выполнение распорядка дня, ежедневную муштру выдержит не каждый. Уставы, например, изучают до полного изумления и впадения в воинский транс, только на этой почве можно умом тронуться! Нет никаких сомнений - тяжкое место. По лицам военнослужащих переменного состава сразу всё видно. Не стоит, говорят они, сюда попадать, да только поздновато озаряет.

Не знаю, пригодятся ли в последующей жизни воинам полученные в дисбате навыки и умения, но из разговора с солдатом постоянного состава выяснилось: знание уставов таки облегчает жизнь по любую сторону колючей проволоки. Похоже, солдат знает, об чём говорит.

побывал там, где находится «страшный сон» любого солдата — где нет перекуров, увольнений, улыбок… Есть только беспощадная, бессмысленная Дисциплина. Ему повезло попасть в мулинский дисбат. Именно повезло, так как он оказался там в качестве корреспондента. Ниже его фотографии и рассказ о батальоне, где сутки состоят из восьми часов строевых упражнений на плацу, восьми часов зубрежки устава или (для счастливчиков) тяжелого физического труда в цеху железобетонных изделий, и восьми часов сна.

Мы выехали чуть свет в составе восьми человек на так называемый «пресс-тур для блоггеров». К счастью, все мы оказались профессиональными журналистами, а блоггеры благополучно проспали, поэтому никто не мешал работать. Но это лирика. А практика состояла в том, что после пяти часов пути мы припарковались у КПП в/ч 12801. А дальше фотки и немного подписей под ними.

Форма устаревающего уже образца со штампами «Конвой» на спине и цифрами на груди и рукавах (номером роты). Это сделано, чтобы конвоирам было легче опознавать своих подопечных. Все время в строю. Строевая подготовка занимает треть суток в жизни осужденного солдата в дисбате. Другие две трети поделены между хозработами, изучением устава и сном. Смысл прост – дисциплинарный батальон – не тюрьма, это воинская часть, пребывание в которой призвано вернуть оступившемуся солдату уважение к дисциплине. И оно прививается. Вчерашние дебоширы и отморозки ходят по струнке, застенчиво потупив потухший взор. Неукоснительное и даже доведенное до абсурда следование букве и духу армейского устава – эффективнейший метод. Те, кто прошли дисбат, по статистике оступаются потом крайне редко – по словам замкомбата в течение последнего года было лишь два запроса из суда с просьбой дать характеристику бывшим местным «питомцам».

Прибытие «молодого пополнения». Я бы не рискнул назвать этот момент самым радостным в жизни рядового С. Г., хотя он, по видимому, еще не осознает, куда попал. Замполит зачитывает ему приказ о зачислении в третью дисциплинарную роту. Теперь у него будет несколько свободных минут в течение десяти месяцев, чтобы поразмышлять, стоило ли отказываться убирать казарму, как это делают все дневальные, находящиеся в наряде. В дисбате самые гордые джигиты с утра до вечера пашут, как пчелки, лишь бы заслужить УДО.

А это – текст приговора, если кому интересно.

И еще трое новичков. Глаза пока еще блестят, в них еще читается любопытство — как-никак, новая страница в жизни. Лучше бы было ее не открывать. Но уже слишком поздно.

Солдаты-мусульмане собрались на пятничную молитву в импровизированной мечети, устроенной в клубе. Выходцы с Северного Кавказа составляют 42% контингента, и мулла приезжает к ним каждую пятницу.

В деревянной церквушке св. Сергия, построенной руками самих солдат, тоже многолюдно: батюшка рассказывает о житии святых апостолов Варфоломея и Варнавы. У меня есть сильное подозрения, что священника попросили приехать специально по случаю нашего визита – день, прямо скажем, не воскресный и не праздничный. Зато ребята могут хоть на несколько минут оторваться от отупляющей рутины.

Крест поцеловали, снова в строй, и шагом марш – в этой части передвижение может быть только двух видов: строевым шагом или бегом. Третьего не дано.

Хоззона. Работать в бетонном цеху – привилегия, ее надо заслужить. И хотя работа тяжелая и монотонная, она позволяет хоть отчасти вырваться из замкнутого круга – строевая, уборка, строевая, наряд, строевая, уборка…

Заборы, колючая и режущая проволоки, запретка, автоматчики на вышках, свирепые собаки – бежать практически невозможно. Хотя прецеденты были. Многие попытки кончились очень плохо: собаки не ведают милосердия, а часовые стреляют на поражение сразу после предупредительного выстрела.

Паек обыкновенный, солдатский — в этом дисбат не отличается от любой другой части.

Эта часть, в отличие от прочих, делится на две части: одна — обычная, вторая за колючкой и шлюзовыми дверями. В первой — казармы охраны, там тоже работает «контингент», или «переменный состав», но всегда под присмотром четырех автоматчиков. Патроны в рожках — боевые, все по-настоящему.

На самом деле чисто внешне это все похоже на обычную воинскую часть, и стороннему наблюдателю не совсем понятно, что внушает такой ужас многим поколениям солдат еще с середины XIX века, когда появились первые дисбаты. На самом деле, это может понять, наверное, лишь тот, кто служил. Помните первые две недели в учебке? Бесконечную муштру, отбои-подъемы, «отставить — на исходную», бессмысленную работу до полного изнеможения, строевую на морозе или под палящим солнцем и ни минуты личного времени. Так вот, здесь все (и гораздо хуже) это ВСЕГДА, с первого и до последнего дня. И никаких поблажек никогда. Я отлично понимаю, что нам показали глянцевую картинку — слишком уж все выглядит правильно и образцово: в жизни так не бывает. Я не знаю, что происходит в казарме ночью, когда закрывается решетка в спальный отсек — нельзя забывать, что многие из здешних обитателей успели пройти через СИЗО и поднабрались тамошних традиций. Офицеры утверждают, что ничего не происходит, и может быть, так и есть, но я этого не знаю.

В Советской Армии было 16 дисбатов, в Российской еще недавно было 4, сейчас осталось два — в Мулино, и на Дальнем Востоке, в Уссурийске. В конце года будет решаться вопрос об их существовании. Нужны они или нет? Аргумент за — это все-таки не тюрьма, и судимость с осужденного снимается сразу по окончании срока. Аргумент против — при переходе на годичный срок призыва многие солдаты, совершившие преступления просто не успевают сюда попасть: срок службы истекает раньше окончания следствия и суда, и они автоматически становятся «клиентами» общеуголовной системы наказаний. Именно поэтому в казармах, рассчитанных на 800 человек всего 170, и это со всей Европейской части России.

Мое оценочное мнение: я за контрактную армию, но пока ее нет, военная система наказаний все еще эффективна.

А в идеале, раз военных судит военный суд, то и сидеть они должны в военных СИЗО и военных тюрьмах, как это, например в Штатах. Вне зависимости от званий и рангов. Все-таки армия — слишком отдельная структура. В 2002-2006 гг. уже была попытка отменить гауптвахту, которая в итоге закончилась ее восстановлением. И я, сидевший на «губе» три раза (правда, недолго), отлично помню, каким эффективным сдерживающим инструментом она была.

Кстати, для особо талантливых представителей в дисбате есть своя собственная гауптвахта. я даже не могу представить себе, что же ждет попавших туда. Лучше, наверное, и не знать.

НАША СПРАВКА
В советской армии было шестнадцать дисциплинарных батальонов. Сейчас их четыре: в Мулино, в Новосибирске, Чите и Ростове. В Уссурийске – отдельная дисциплинарная рота. Рассматривается вопрос о расформировании и ликвидации двух дисбатов.
Батальон в Мулино считается самым большим.
1999 год
по статье 335 УК РФ (неуставные взаимоотношения и превышение должностных полномочий) – от общего числа осужденных 32 процента
по статье 337 УК РФ (самовольное оставление части) – от общего числа осужденных 16 процентов
2001 год
по статье 335 УК РФ – от общего числа осужденных 26,5 процента
по статье 337 УК РФ – от общего числа осужденных 28 процентов
по статье 338 УК РФ (дезертирство) – от общего числа осужденных 1,7 процента (9 человек)
В настоящее время восемь человек находятся в дисбате повторно: за самовольное оставление части и неуставные взаимоотношения.
Совершают преступления прослужившие:
от 1,5 до 2 лет – 33 процента;
от 1 до 1,5 года – 23 процента;
1 год – 15 процентов;
от 5 месяцев до 1 года – 17 процентов;
до 6 месяцев – 5 процентов.

Эта воинская «зона» в поселке Мулино Нижегородской области ничем не отличается от других частей, которыми буквально напичканы здешние леса. Такой же серый железобетонный забор с караульными вышками по периметру. Правда, территорию от внешнего мира отделяет еще и вспаханная контрольно-следовая полоса, попросту – «запретка». Почти каждый день подновляют эту полосу солдаты в форме образца сорок третьего года: пилотка, гимнастерка с зелеными погонами «на пуговице» и галифе. Как мне пояснил командир дисбата: «Это расконвоированные осужденные, которым до «дембеля» и освобождения осталось не больше двух месяцев».

Отличительным признаком «зоны» является и вооруженный конный разъезд, периодически объезжающий ее с внешней стороны серой стены.

Попасть на территорию можно только через основной КПП. За ним – небольшой плац и здание с табличкой: «Штаб в/ч...». На этом cходство с обычной воинской частью заканчивается. Через несколько метров – небольшое серое здание, за вполне обычной дверью которого «локалка» – дверь из металлических прутьев. Она всегда находится под замком. Дневальный отпирает ее лишь впуская вновь прибывших осужденных и выпуская на волю очередных «отмотавших» срок. Потому и контингент этот здесь называют «переменным составом». Охрана – военнослужащие из так называемого постоянного состава, солдаты-срочники. Из их числа назначается не только караул, но и «контролеры», проверяющие осужденных перед выводом на работы и после возвращения. В помощь командирам пяти дисциплинарных рот выделяются сержанты постоянного состава.

Свыше шестисот пар солдатских сапог с утра до вечера топчут плац. Движение по этому асфальтовому квадрату разрешено только строевым шагом или бегом. Колышется зеленая масса осужденных. Стрижка наголо и форма времен войны уравняла морпехов и военных строителей, ракетчиков и матросов на срок, определенный приговором военного суда. И мечта у них одна на всех: условно-досрочное освобождение. У каждого за плечами различные преступления и сроки. Кто-то отбывает за кражу, кто-то за неуставные взаимоотношения. По закону максимальный срок в дисбате – два года. А так, в зависимости от тяжести совершенного преступления, – от полугода до полутора лет. Вновь прибывшие – а каждый месяц в дисбат поступает до сотни осужденных – проходят карантинное отделение. После месяца усиленной строевой подготовки переводят в роты.

Помимо каждодневной муштры и жизни «по уставу», действует много ограничений и запретов. Так, разрешены краткосрочные свидания с родственниками: два раза в месяц – до четырех часов. Трое суток можно побыть с родителями только один раз в три месяца. Для этого в дисбате существует небольшая гостиница. В ней хоть и уютные комнаты, но под охраной все тех же солдат-«контролеров». Со свидания в «зону» запрещено проносить чай, кофе, не говоря уже о спиртных напитках. Ограничения касаются даже письменных принадлежностей. По установленным правилам осужденный имеет право пронести в «зону» одну авторучку и два стержня к ней, не более двух тетрадей и десять конвертов. Нередки случаи, когда после таких свиданий осужденный с диагнозом «резкое переедание» попадает в санчасть. Хотя сами ребята признаются, что здесь их «кормят лучше, чем в родной части». Порой родители во время свиданий пытаются наверстать упущенное в воспитании сына. Один из офицеров посетовал: «Ладно, если еще мать отхлещет нерадивое чадо полотенцем. В прошлом году один отец, председатель крупного племсовхоза, провел такую «воспитательную беседу» с сыном, что того с тяжелыми травмами доставили в госпиталь».

Дисбат хоть и не в прямом смысле «зона», но со всеми атрибутами неволи. Некоторые пытаются бежать. По признанию заместителя командира батальона, как правило, такие побеги заканчиваются неудачей. Некоторые беглецы не доходят и до «запретки». Тех, кому удалось пересечь запретную полосу, находят и добавляют срок.

Правда, один такой побег все же состоялся. В августе прошлого года. По иронии судьбы, не без помощи родителей. Во время свидания мать передала сыну инструменты, с помощью которых он перепилил решетку и по связанным простыням спустился со второго этажа. Для командира дисбата это ЧП. Потому он и приказал поставить родительницу на котловое довольствие части и не отпускать до окончания поисков сына... «Ну куда он убежит? В свое время этот солдат дезертировал из части. Скрывался у родственников в Казахстане. Всю жизнь не пробегает», – резюмировал он. «А что мать?» – «Возмущалась незаконностью задержания, пришлось отпустить. Но у нас есть веские доказательства, что именно она спланировала побег сына, для чего даже заранее наняла такси».

Пребывание в дисбате не фиксируется как судимость и, по идее, не должно засчитываться в срок армейской службы. Поэтому многие после освобождения возвращаются в свои части и дослуживают. Бывают и исключения из правил: за примерное поведение срок отсидки засчитывается. Рядовые переменного состава увольняются в запас из дисбата. Таких здесь называют «звонарями».

Раньше по окончании срока солдатам выдавали деньги, проездные документы, и они самостоятельно добирались до своих частей. Однако были случаи, когда по пути они совершали новые преступления. С 1997 года освободившихся из дисбата солдат отправляют в часть только в сопровождении прибывшего офицера или прапорщика. А их приходится порой ждать долго. В первую очередь это связано с отсутствием денег на командировки. К тому же и гарнизон может находиться, к примеру, в районе Крайнего Севера. Неотработанный механизм освобождения приводит к тому, что солдаты вынуждены пересиживать срок. При мне выпускали морского пехотинца, попавшего сюда из роты охраны корабля «Петр Великий». Его срок закончился в апреле, а приехали за ним лишь в начале июня. Прибывший прапорщик свою задержку объяснил тем, что все это время корабль находился в боевом походе.

Поэтому некоторые, махнув рукой на освобождение, добровольно записываются в «звонари» и остаются дослуживать в дисбате. Их переводят в административное здание – «на фишку». Там уже нет дисбатовской муштры, живут по обычному распорядку.

А в «зоне» распорядок жесткий: восемь часов сна, восемь – строевая подготовка и восемь – работа. После ужина – один час отдыха. Суббота и воскресенье – выходные. В эти дни в клубе показывают кинофильмы. Приезжают и артисты, в основном местные самодеятельные коллективы.

В этом году здесь сыграли четыре свадьбы и усыновили двоих детей. И неудивительно. Каждый день на КПП – стайка молодых девчат, не дождавшихся своих парней из армии. Любовь не любовь, но отцы-командиры подозревают, что таким путем некоторые их подопечные намереваются раньше освободиться и уволиться. В соответствии с законодательством рождение ребенка дает право на увольнение из вооруженных сил.

Отсидевшие треть срока осужденные допускаются к работе на промзоне. В столярном цехе изготавливают беседки и табуретки, плетут корзины. На «швейке» шьют рукавицы и армейские прикроватные коврики. Изготавливают и небольшие железобетонные конструкции: кольца для колодцев, фундаментные блоки. В дисбате есть и свое подсобное хозяйство: с десяток коров, несколько десятков свиней, куры.

Солдатские деньги, чуть больше тридцати рублей, на руки не выдают, а перечисляют на расчетный счет. После освобождения производится финансовый расчет, и военнослужащий получает на руки около ста рублей и проездные документы.

Казарма в дисбате мало чем отличается от обычной. Такие же спальные помещения. Только на окнах – решетки. Да помимо обычных входных дверей в помещение роты установлена дополнительная «локалка», ключи от которой находятся у сержанта постоянного состава. Покинуть помещение осужденный может только с его разрешения, предварительно записавшись в специальный журнал.

Ограничивается не только передвижение, но и общение. Например, запрещено общаться с осужденными другой роты. Руководствуясь этим, «подельников» намеренно распределяют в разные роты. За время отбывания наказания они не имеют права даже перекинуться парой слов. За это может последовать наложение дисциплинарного взыскания, вплоть до гауптвахты, которая находится на территории дисбата. Солдаты называют ее на тюремный манер – «кичей».

Перед тем как попасть в дисбат, семьдесят процентов осужденных прошли через следственные изоляторы. За несколько месяцев общения с «тамошними сидельцами» они перенимают не только их жаргон, но и приобретают уголовный опыт.

Отсидевшие треть срока осужденные допускаются к работе на промзоне

Рядовой Шахай, перед тем как попасть в 4-ю дисциплинарную роту, четыре месяца провел в СИЗО. Его сокамерники, опытные взломщики, и преподали ему азы воровской науки. После прибытия в батальон Шахай первым делом показал, что времени даром не терял: вскрыл несколько замков в санчасти.

Командование батальона обеспокоено тем, что из изоляторов солдаты тащат и тюремные замашки. «Едва переступают порог дисбата, пытаются «разводить по понятиям», – говорил мне один из офицеров. Оттуда же понимание того, что в неволе легче выжить мелкими группами. Собираются в «семейки» из четырех – пяти человек. В каждой такой группе свой лидер, представляющий и защищающий ее интересы. Задача командиров-воспитателей: выявить такого лидера и сделать его управляемым.

Рядовые переменного состава сами себя задиристо называют «жуликами». Солдат-охранников, которых они не любят изначально, окрестили пренебрежительно – «ментами». К командирам рот относятся с оттенком снисходительности и называют «папиками».

Случается, что в дисбат «заходят» и солдаты, «опущенные» в СИЗО. Как правило, это происходит с «косячными», то есть с теми, кто нарушает неписаные законы камеры. Офицеры идут на все ухищрения, чтобы помочь солдату скрыть этот факт от остальных осужденных. Но и здесь работает «беспроволочный тюремный телеграф». Все же в отличие от обычной «зоны» в армейской между осужденными нет различий по уголовным статьям или срокам. Здесь все равны. Даже чеченцы и те, кто воевал в Чечне...

«Есть ли у нас чеченцы? Конечно, есть. – Командир взвода пятой роты немного помолчал. – Проблема у нас с ними. Наказываешь в дисциплинарном порядке – начинают жаловаться на посттравматический синдром, рассказывать про то, как их бомбили с вертолетов. Пытаются уволиться через психоневрологический диспансер». «А те, кто воевал в Чечне?» – «И эти есть. Только этих сразу видно – повзрослевшие они какие-то, серьезные. На свои беды не жалуются и больше молчат».

Судьба рядового Ивана ничем не отличалась от судеб его товарищей, попавших служить в Северо-Кавказский военный округ. Поначалу был стрелком-радистом. Их подразделение сопровождало колонны на территории Чечни. В один из дней БТР, на котором был и Иван, подорвался на фугасе. Очухался парень только в Ростове, в госпитале. После контузии остался служить и вернулся в свое подразделение. Перевели на должность наводчика БТР.

До увольнения в запас оставалось полгода, когда командование предоставило Ивану и его сослуживцу отпуск. На руки получили по тринадцать тысяч «боевых». «В Прохладном нас менты ограбили – отобрали по десять тысяч». Оставшихся денег хватило только, чтобы доехать до дома товарища, в Великий Новгород. Решили достать денег и успеть побывать у родителей Ивана, в Нижегородской области. Денег так и не нашли, к родным не попали. Решили вернуться в часть. Обратились в местный военкомат, а там офицер посоветовал в часть не возвращаться: «Что вам там делать? Какая разница, где служить?» В том же военкомате посодействовали и в отправке на ближайший сборный пункт для дезертиров. Став добровольными дезертирами, коротали дни и ожидали распределения в другую часть. «На сборном пункте «лыжников» (так называют беглецов. – А.К.) тоска смертная. Благо, что вход и выход с территории свободный».

За это время товарищи успели познакомиться с девушками из соседнего поселка. Одна вскоре пригласила их на день рождения. По какой-то причине товарищ опоздал на вечеринку. Выпили все и помногу. По словам Ивана, ему хватило и двух рюмок, чтобы после контузии «крыша съехала». «Подруга начала кричать на опоздавшего товарища. Выбила под ним стул. Затем в меня швырнула бутылкой. Что было дальше, не помню».

А дальше... Пьяную подругу его сослуживца увезла «скорая помощь» – накладывать швы на голове. Ивана увезла милиция. Через сутки приехали из прокуратуры и возбудили уголовное дело. Два месяца ожидал суда в СИЗО Великого Новгорода, который и приговорил его к двум годам дисциплинарного батальона. «До кучи и 337-ю статью «повесили», за самовольное оставление части», – горько усмехнулся он, видимо, вспомнив «добрый» совет офицера из военкомата.

Нынешний командир Ивана пояснил: «Прибыл он к нам с надломленной психикой – следствие контузии. Поначалу были конфликтные ситуации, не хотел подчиняться. За это даже десять суток на гауптвахте отсидел. Упорно твердил, что попал сюда «ни за что». В настоящее время является образцом поведения и кандидатом на условно-досрочное освобождение».

Из личного дела: «Роман Ш. и Александр Ф. с 6 декабря 2000 года по 25 марта 2001 года участвовали в боевых действиях в Чеченской Республике...» По прибытии в воинскую часть, где им предстояло продолжить службу, избили троих сослуживцев, за что были приговорены к одному году и полутора годам лишения свободы соответственно, с отбыванием срока наказания в дисциплинарном батальоне. Любопытен мотив преступления.

Вспоминают сослуживцы: «До их прибытия в девяносто девятый полк трое старослужащих, призванные из одной северокавказской республики, издевались над молодыми солдатами. «Держали» всю часть – отбирали вещи и деньги. Роман и Александр возмутились таким положением вещей в полку и даже попытались поднять молодых солдат против распоясавшейся троицы. Но все их усилия оказались тщетны. Этих троих в полку панически боялись. Тогда ребята приняли решение действовать самостоятельно. 21 июля 2001 года избили старослужащих и отобрали у них то, что, по их мнению, ранее принадлежало молодым солдатам». Стоит отметить, что к этому времени Роман был женат и имел ребенка.

Незадолго до моего приезда в дисбат оба солдата были условно-досрочно освобождены.

Из другого личного дела: «Адам М., 1981 года рождения. Призван в ноябре 2001 года Грозненским РВК... Осужден по ст. 213 ч. 3 УК РФ к одному году шести месяцам лишения свободы с отбыванием наказания в дисциплинарном батальоне...» В декабре 2001 года в пьяном виде вломился в квартиру офицера, учинил драку. Соседи по лестничной клетке помогли выдворить его из квартиры. Но он вернулся с ножом, угрожая офицеру и его жене.

На суде солдат объяснил свою выходку тем, что увидел жену офицера с сигаретой, а у них в Чечне женщины так себя не ведут.

Сюжет этот был показан по нижегородскому телевидению. Многих тогда удивил мягкий приговор...

Летний июньский вечер. У КПП группа солдат. Кто в морской форме, кто в обычном камуфляже – десантники, военнослужащие внутренних войск и пограничники. Завтра на них наденут одинаковые зеленые гимнастерки, и они вольются в роты переменного состава. Начнут «мотать» срок армейского «дизеля».


поделиться:

После принятия присяги советский солдат принимал на себя обязанность на верность служения своей Родине и уголовную ответственность за проступки. Но об этом в советской печати не писали, и лишь отдельные громкие случаи начали проникать в печать в 80-х годах XX века.

Селезенка – причина дисбата

Вторая самая распространенная причина отбывания наказания – неуставные отношения. Нередко среди новобранцев возникали драки – вот за такое могли осудить и сослать в дисбат. Однажды два десантника поспорили друг с другом, завязалась драка, в результате которой один из бывших товарищей получил серьезно увечье – разрыв селезенки. Было возбуждено уголовное дело, состоялся суд – виновный десантник был отправлен отбывать наказание. Иногда причинение тяжкого вреда здоровью происходило по неосторожности: служили в одной части два товарища, уже скоро им предстояло отгулять «дембель». Но у военнослужащих существовала привычка делать символические удары, означающие перевод из одной касты в другую. Вот такой удар и нанес в живот своему сослуживцу его друг – произошел разрыв селезенки, потребовалась срочная операция. А на бывшего друга военные следователи завели дело, по которому он отбывал срок.

Сухие пайки тащили дембеля

Нередки в советской армии были случаи воровства. Несколько сухих пайков стали добычей группы солдат, но поплатился свободой только один из них: к тому времени, когда была выявлена кража, виновники уволились в запас, и осудить их по воинской статье не представлялось возможным.

Военная тайна – не для девушек

Разглашение военной тайны – эта причина, по которой можно было загреметь за колючую проволоку в три ряда, обычно так огораживалась особо охраняемая кавказскими овчарками зона наказания. Сотрудники одного из дисбатов вспоминали, как к ним попал солдат, который решил похвастаться своей девушке и позвонил ей со склада по служебному телефону: он прослушивался. В разговоре разомлевший от девичьего голоса солдат сказал, что он охраняет склад с тротилом такой мощности, что им можно уничтожить целый город. Хранение наркотиков, причинение смерти по неосторожности в ходе несения караула – за эти и другие преступления солдат отправляли в дисбат сроком до двух лет, а с конца 80-х годов – до трех лет.Нередко военнослужащие совершали такие же преступления, как и в своей обычной жизни, их нередко приводили в милицию, а когда пришла пора отбывать службу в Советской армии, преступные привычки были привнесены в армейскую жизнь.

Мулино - знаменитый дисбат

Обычно местоположение дисбатов выбиралось в отдаленных деревнях. Летом 1986 года рядом с поселком Мулино в Володарском районе Нижегородской области вокруг, которого находились десятки воинских частей, был образован один из 16-ти самых крупных советских дисбатов. Здесь отбывали наказание остриженные наголо и одетые в одинаковую форму советские военные строители, морпехи, матросы и пехотинцы. Многие из них надеялись выйти на армейскую свободу по условно-досрочному освобождению за примерное поведение. Распорядок дня в советском дисбате был таким же, как в обычной армии: побудка в половине седьмого, десять минут на одевание и – контрольная проверка. Ее проводили четыре раза.

Дисбат – не тюрьма

Советский дисциплинарный батальон напоминал чем-то тюрьму, но тюрьмой не являлся, поскольку по окончанию срока наказания некоторым военнослужащим этот срок засчитывали и практически сразу демобилизовывали. Но так везло не всем. По закону советского времени, после отбывания наказания солдат обязан был снова вернуться в строй и отдать сполна долг своей Родине. Информация о понесенном уголовном наказании нигде в солдатских документах, за исключением личного дела, не фигурировала.

Следствие вело КГБ

Как правило, в советской армии пытались скрыть противоправные случаи, которые тенью позора падали на образцовые части, но если это не удавалось, тогда в дело вступали военные следователи и сотрудники КГБ в зависимости от тяжести совершенного преступления. Дело решалось в течение нескольких дней, никто преступника в части не пытался оставить на долгое время, все старались от него избавиться. Надо признать, что советские военные суды работали профессионально и быстро: от командиров следователи незамедлительно требовали все характеристики на солдата, документы оформлялись в уголовное дело, которое перенаправлялось в военную прокуратуру, а оттуда – непосредственно руководству дисциплинарного батальона. Солдата сажали в машину и отвозили в глушь, где и находились такие батальоны: в Читинскую или Ростовскую области или в Новосибирск. Впрочем, иногда доходило до анекдотических случаев, когда солдаты сами добирались до места отбывания наказания. Но такое случалось крайне редко.

Уроки воспитания дисбатом

Особенно тяжело пришлось в 90-х годах, когда советская армия стала зеркалом многих межэтнических конфликтов: конфликт в Нагорном Карабахе аукнулся тем, что в одной из частей произошла массовая резня, в результате – несколько человек отправилось на излечение в госпиталь, а несколько – в дисбат. Столкновения на межнациональной почве происходили в воинских частях и в 80-х годах, но широкой огласки они не получали.Виновные, по мнению военных следователей, отправлялись отбывать наказание. Воспитание дисбатом становилось для одних уроком на всю жизнь – люди становились чрезвычайно послушными и исполнительными, а других солдат эта мера наказания озлобила - они становились главными зачинщиками конфликтов.

Недавно в «ФАКТАХ» был опубликован материал о том, как двое арестантов гауптвахты дисциплинарной военной части А-0488, дислоцирующейся в столице, захватили в заложники часового, отобрав у него автомат, и всю ночь, пока в дело не вмешалась «Альфа», продержали в напряжении отцов-командиров. Следствию террористы объяснили, что сержанты гауптвахты их жестоко избивали, а после того, как один из арестантов, пытаясь покончить жизнь самоубийством, перерезал себе вены, его приковали наручниками к двери.

Правду ли сказали подследственные? Могли ли произойти подобные вещи в части, где, казалось бы, дисциплина должна быть особенно крепкой?

«Ожидая „определения“ в роте, я за один день похудел на пять килограммов»

В редакцию «ФАКТОВ» пришел молодой человек, который, по его словам, в течение полутора лет отбывал наказание в дисбате и освободился в 1997 году. Он попросил не называть его имени в публикации.

Вы в дисбате спрашивали солдат, как им живется. Они рассказывали, как ходят строем, работают, перевоспитываются. Так вот -- все это показуха, для прессы. Ни рядовые в военной части, ни курсанты в военном училище никогда не скажут журналисту правды! Если кто-нибудь из них откроет рот -- будет бит всю оставшуюся жизнь.

Не буду говорить, за что я попал в дисбат -- я свое уже отсидел. До того был курсантом военного училища. После суда привезли меня в дисциплинарный батальон. Это было в пятницу, 13-го. Сразу на КПП получил по физиономии -- чтобы не думал, что сильно крутой. И попал в карантин, где находился пару недель, с ужасом ожидая дня распределения в роту. За это время я похудел, наверное, килограммов на пять -- от страха.

Какие основания были для такого панического страха?

После прибытия новеньких в роту, блатные начинают определять, кто ты: «черт», «мужик» или «блатной». Эти понятия пришли в дисбат с «малолетки» (колонии для несовершеннолетних преступников). «Блатных» меньше всего. «Чертуганов» много, но нужно еще больше -- чтобы работали, обслуживали всех остальных. «Определение» началось после отбоя. Били весь вечер и всю ночь. Нас, новеньких, было четверо. Двое сломались сразу. Мой друг потерял сознание, и его больше бить не стали. Я держался до конца, а утром не мог встать -- вся грудь была сине-фиолетовая, словно в нее снаряд попал, а нос превратился в кровавое месиво. Зато заслужил звание «мужика».

Подробнее про эту «иерархическую лестницу» расскажи, пожалуйста.

Среди четырех рот дисбата только одна подчиняется офицерскому уставу. В остальных -- блатные порядки. В каждой роте -- трое-четверо блатных, прошедших колонию-«малолетку» или взрослую тюрьму. Они держатся «семьей» и пользуются неограниченным влиянием. «Мужики» живут сами по себе и никого не обслуживают. Иногда положение покупают себе за деньги. При каждом блатном состоят два-три «шныря» -- те, кто его обстирывает-обглаживает, сапоги натирает до блеска. Они гордятся тем, что приближены к блатным. А еще есть опущенные -- по одному-два в роте. Это «голубые». Остальные боятся к ним даже притронуться. У них отдельные умывальник, кабинка в туалете. Зайдешь туда -- считай, сам таким стал. Я вам расскажу историю. В роту попал «голубой», никто об этом не знал, а он себя никак не проявил. Жил, как нормальный человек. Вышел из роты, вдруг со свободы поступает «малява» (письмо) пахану: «Кто у вас был в роте? Это же петух, опущенный». Вся рота, включая пахана, после этого ела мыло.

Чтобы позор с себя снять. Правило дурацкое, в общем…

Много съели?

Ну, по кусочку. Пахан, правда, лизнул только.

Детский сад!

Блатной четки крутит, если упали -- считаются «законтаченными», их уже поднимать с пола нельзя. Разве что последний «шнырь» поднимет, чтобы выбросить. А если кто поднял -- ему «отобьют халяву». Будут бить сильно в плечо или в грудь.

В сердце?

Так принято в армии. Со мной на гауптвахте сидел парень. Он «дедом» уже был и «духа» (солдата первого года службы. -- Авт.) так ударил, что у того остановилось сердце. Дали «деду» пять лет.

После «отбивания» в больницу попадают?

Был у нас бывший боксер по кличке Тайсон. Он ударил солдата так, что у того случился разрыв селезенки. Успели отвезти в госпиталь. А еще одному «отбивали халяву» -- ударили в грудь, а он упал на спинку кровати головой. И умер.

«Особая дубинка прапорщика вырывала у избиваемого кусок кожи»

Самоубийства случались?

Ребята вены себе резали. Один повесился. Пока несли его на носилках к медчасти, труп… руку поднял -- мышцы стали сокращаться. Те, кто его нес, без сознания попадали.

Есть ли способы выйти из дисбата, не досидев до конца срока?

Про попытку побега, когда одного беглеца расстреляли с караульной вышки, двоих задержали на территории дисбата, а еще одному удалось уйти, вы писали. Еще один парень собрался бежать через канализационный люк в столовой, застрял в трубе и чуть не задохнулся. Его оттуда едва выволокли за ноги. Есть еще выход -- комиссование. Для этого надо попасть в госпиталь, а там уже дело техники: врачам заплатишь сто-триста долларов -- и тебя комиссуют. Но попасть в госпиталь трудно. Даже с энурезом.

Как относятся к таким солдатам?

Избивают, конечно. А уж если вдруг заподозрят, что косит, -- вообще держись! О-о, в армии этого не любят. Считается: попал, служи, завоевывай уважение.

И как это делать?

Конечно, работой уважение не завоюешь. Кто-то откровенно подлизывается к блатным, другие платят. В основном, ценится непокорность, бунтарство против офицеров. Но начальство части борется с бунтарями, сажает их на гауптвахту. Выдержать там десять суток нелегко -- осенью и зимой так холодно, что арестант все время бегает по кругу, чтобы согреться. Только одна камера более или менее теплая, где проходит труба от котельной. Для воспитания особо буйных напускают в бетонный мешок по колено воды и хлорки насыпают. Это называется «газовой камерой». После такого любой согласится на что угодно!

Арестантов приковывают наручниками к стене?

Запросто! И подвешивают, и бьют. Интересно, служит ли еще прапорщик (называет фамилию), который отвечал за гауптвахту, когда я находился в дисбате? У него была особая резиновая дубинка, которая растягивалась при ударе и вырывала кусок кожи. Прапорщик частенько упражнялся таким образом. Конечно, для офицеров служба в дисбате -- это ссылка. Я видел случайно дела двух наших офицеров, попавших к нам за служебное несоответствие. Но почти все они так или иначе становятся там садистами.

Пахан орал на поваров: «Что вы мне даете? Я не люблю суп, когда в нем нет воды!»

Когда мы приехали в часть, обед в столовой был вполне приличным: гороховый суп, макароны с мясом и блины с компотом. Повара из осужденных рассказывали, что «такое бывает каждый день». Это правда?

Повторяю: кто вам правду скажет? Целый день ходишь голодный с одной мыслью -- о еде. Просыпаешься утром и мечтаешь: «Иду на завтрак, наемся. Какое счастье!» С завтрака возвращаешься -- что ел, что радио слушал. На работе думаешь: «Скоро обед, может, наемся». Нет, то же самое -- жидкий супчик и несколько ложек каши. Совсем по-другому живется блатным. Есть такое понятие, как «подгон». На завтрак, обед, ужин повара «подгоняют» блатным на особый, отдельный стол нормальную еду: мясо, пельмени, вареники. По вечерам тортики им пекут. Помню, как пахан однажды орал на поваров: «Что вы мне даете? Я не люблю суп, когда в нем нет воды». Они его настолько боялись, что клали в тарелку только мясо и картошку. Эти повара -- самые несчастные люди в дисбате, хотя иногда и могут бросить себе лишний кусок. Они знают: если чем-то не угодил -- вечером будет «убивание».

Да мы приехали за полтора часа до обеда. Они бы не успели так быстро подготовиться…

Дисциплинарный батальон -- это армия в армии. Когда неожиданно является с проверкой большое начальство, все возможное сделают для того, чтобы проверяющие ахнули.

«Я не жалею, что прошел дисбат»

Если вечером в роте нет офицера, у окон и дверей выставляются «шары» -- наблюдение за путями подхода к казарме. Списки «шаровиков» имеются в каждой роте. Старший «шаровик» -- начальник так называемого караула, куда входят «чертуганы» и недавно прибывшие «мужики». Стоять «караульным» надо так осторожно, чтобы не было заметно снаружи. Чуть что -- по «шарам» сразу передается: «Дежурный офицер зашел в зону… «Дойдет до пахана -- и по обратной связи: «Следить, куда идет… ««Сюда идет!» Все быстро успевают улечься в кровати. Однажды «шаровик» гаркнул: «Подполковник такой-то идет к нам в роту». А тот услышал. И наказал всю роту -- в воскресенье погнал на строевую подготовку. Проморгаешь «шары» -- будут бить. Я тоже стоял «в карауле» месяца три.

На разборки блатные с провинившимися уходят в бытовое помещение, где находится туалет и умывальник. После отбоя по проходу между кроватями можно передвигаться только ползком. Прожекторы с караульных вышек светят прямо в окна казармы. Если часовой заметит, что внутри кто-то передвигается, сразу поднимет тревогу.

И блатные ползком передвигаются?

Они еще до отбоя уходят. Если некого наказывать -- просто моются, курят, наколки себе делают обычной электробритвой с приделанной к ней иголочкой. Конечно, это больно, потом нагноения бывают… Но они же блатные, им нужны наколки! Во время утреннего осмотра офицер смотрит, нет ли на ком свежих наколок или синяков. Блатные заинтересованы в том, чтобы синяков ни у кого не было, иначе будет страдать вся рота, и они тоже. Поэтому избитого прячут. Когда после определения моя грудь неделю была сплошным синяком, меня никто из офицеров «не видел».

Какие отношения существуют между офицерами и блатными?

Во всей армии офицеры закрывают глаза на дедовщину. Она им удобна. Командир может не появляться в роте, но там будет поддерживаться порядок. На блатных они давят только для виду. На самом деле между ними существует перемирие. Помню, пахана всей зоны за какую-то провинность закрыли на гауптвахту. Зона взбунтовалась -- офицеры боялись даже зайти на территорию. И пахана выпустили.

Вы с какого курса училища туда попали?

С третьего. Курсанты вообще-то редко в дисбат попадают. Но, честно говоря, я не жалею, что так получилось. Там я понял, что чего-то стою. Сейчас не имею судимости, нашел хорошую работу. Но главное -- ничего и никого в жизни не боюсь.

«Что побудило бывшего дисбатовца на сомнительные откровения -- можно лишь догадываться»

После разговора с бывшим осужденным дисбата мы сочли нужным проконсультироваться с офицером, который, прослужив много лет в дисциплинарном батальоне, вышел в отставку и сейчас не имеет никакого отношения к Вооруженным Силам.

Про «газовые» камеры на гауптвахте -- неимоверная чушь. И резиновой дубинки у прапорщика (называет ту же фамилию) не было. Хотя он жесткий человек, это правда. Бунты были, в заложники даже брали офицера. Но тогда нам удалось подавить ЧП своими силами. Были и побеги. Последний на моей памяти, когда сам дежурный офицер, ночью выпив с четырьмя осужденными водки, вывел их за ворота Его потом осудили на четыре года. С таким явлением, как «опущенные», мы жестоко боролись -- и на столах миски перемешивали, и воду в умывальниках отключали, кроме одного, и с завязанными глазами всех в туалет запускали, чтобы не видели, кто в какую кабинку пошел. «Определения» случались, хотя закавказцы (сейчас их в нашей армии уже не осталось) умели в таких случаях прийти друг другу на выручку, а братья-славяне молотили друг друга с радостью. Но такого, чтобы на утренней проверке офицер не заметил синяков, быть не могло.

Прокомментировал рассказ бывшего дисбатовца и пресс-секретарь командующего Сухопутными войсками Украины майор Александр Науменко:

Еще ни одному журналисту не отказали в посещении дисциплинарной части. Здравомыслящий человек должен понимать: если бы у руководства Минобороны были малейшие сомнения относительно порядка в данной части, то нога журналиста туда бы не ступила. Да, инциденты бывают, но они тут же пресекаются самими осужденными или сержантами, а виновные несут наказание в соответствии с уставом. О пельменях и варениках для паханов -- сказки. А «ужастики» с оживающими трупами и офицерами-садистами -- это несерьезно. Я служу 18 лет и ничего подобного не слышал -- хотя, к счастью, в дисбате не сидел. Что побудило бывшего дисбатовца на сомнительные откровения -- можно лишь догадываться. Но бросать камень в структуру, которая помогла тебе исправиться и начать новую жизнь, -- по крайней мере, непорядочно.

Точку в этой истории поставил командир дисциплинарной части полковник Андрей Шандер:

То, о чем этот парень рассказал, может, и было когда-то, но не при мне. А я служу здесь уже три года. Страна меняется к лучшему, и наша часть -- тоже.