Что добавляла елена боннер в кофе сахарову. Памяти елены боннэр

Татьяна Боннэр-Янкелевич, дочь диссидентки и второй жены академика Сахарова Елены Боннэр, вместе с Алексеем Смирновым, диссидентом, который 10 лет провёл в советских концлагерях, рассказывают в эфире телеканала «Эспрессо» о причинах перехода России от ельцинской демократии к путинской диктатуре

В своё время, когда утонула подводная лодка «Курск», Владимир Путин сказал пророческую фразу, которую, наверное, можно было бы перенести на опыт Российской Федерации. Когда журналисты у него спросили: «Господин Путин, а что случилось с подводной лодкой «Курск»?», он ответил: «Она утонула». Я не знаю, что произошло с Россией, но мы чувствуем на своей шкуре, что происходит что-то не так, а Россия, как таковая, молчит. Что произошло?

ТАТЬЯНА БОННЭР-ЯНКЕЛЕВИЧ: Если использовать только что процитированное вами невероятно циничное и бездушное высказывание, то я бы сказала, что Россия - та, которую мы бы хотели видеть, и на которую мы в начале 90-ых годов ещё надеялись - действительно утонула. Но страшно даже не это, а то, что с этих подводных глубин de profundis (прим. лат. «из глубины») поднимается старый сталинский Советский Союз.

То есть, это не мираж, это не придумка каких-то режиссёров из «Останкино», это действительно восхождение бериевского Левиафана!?

ТАТЬЯНА БОННЭР-ЯНКЕЛЕВИЧ: Я полагаю, что да. И это то, что выстраивает Владимир Путин: может быть, сначала подсознательно, но, думаю, что начиная с 99-го с каждым годом всё более сознательно. Он начал делать это очень тихо, как бы исподтишка, может быть, не вполне осознавая, что планирует делать дальше.

Но с 99-го года мы уже впервые слышим о том, что губернаторы будут назначаться, что прессу будут преследовать за разжигание розни (национальной, к примеру), за оскорбление религиозных чувств. Он начал все эти процессы очень давно, действуя при этом тихой сапой. Моя мать, Елена Боннэр, была практически первым человеком, которая на Западе заговорила о том, что такое «путин», и что он будет делать: при нём не будет свободы слова, не будет свободы прессы.

Мы помним конец 80-ых, что в то время происходило в Москве, потом - 90-ые годы, и вот воссоздался фантом - чекистский феникс, который восстал и пожрал всё то, что называлось свободой. А русский народ как-то безмолвствует.

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: Перестройка была шоком во всех смыслах, не только для меня лично, но и для моих друзей украинцев, когда мы все внезапно вышли из лагерей. Горбачёв нас освободил. У нас был постстрессовый синдром, и мы испытывали примерно те же чувства, как и ваши ребята, которые возвращаются из АТО. Нужно было адаптироваться к этому сонмищу митингов, каких-то выступлений.

Народ бегает по улицам, а я и украинские ребята-лагерники, которые вышли, чувствуем, что здесь чужие. Мы не могли встроиться в этот процесс, никто ничего не понимал. Запад тоже прозевал это дело. Многие советологи были уволены. А меня почему-то очень часто стало приглашать западное посольство, и там спрашивали «что будет дальше? какое будет развитие?». Я брал вилку или ножик, и показывал, что мы были вот в этом крайнем состоянии диктатуры достаточно долгое время, десятилетия. Сейчас нас отбросило прямо в противоположную ситуацию, в анархию.

А посредине, видимо, находится какой-то диапазон качания маятника демократов, республиканцев, лейбористов, консерваторов. В этом диапазоне живёте вы, господа, а мы - нет. А дальше будет такой процесс, говорю я им, как некий урок…

Пять лет лагерей, всё-таки, помогают в подобном…

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: …да, они многому научили. Так вот, когда маятник идёт дальше, показываю я им, доводя его на 45 градусов, но не в прошлое, советское положение, он придёт…- и они с тревогой, я помню это, смотрят, куда он придёт дальше. Я им говорил, что откат неизбежен, после такого импульса будет противоимпульс. Это, извините, из физики известно, я сам бывший физик.

ТАТЬЯНА БОННЭР-ЯНКЕЛЕВИЧ: Я думаю, здесь важно отметить то, что Нюрнбергского процесса по делу коммунистической партии не было, хотя я не сомневаюсь, что Ельцин искренне хотел его провести. Он сделал много важных шагов, но его одолело окружение. Он, безусловно, не был просвещённым демократом, скорее стихийным, поэтому его хватило на очень короткий период. Его подчинило себе, запудрило ему мозги его же окружение.

Я помню ещё то время, когда моя мать всё спрашивала: «Борис Николаевич, вы наш президент или нет? Будете дураком?», - а в 93-ьем году на референдуме он сказал: «Не буду больше дураком». Но, тем не менее, им стал.

Странно, что не происходит такого броуновского движения к изменению на лучшее. Народ почему-то не присоединяется к чернышевским и герценым.

ТАТЬЯНА БОННЭР-ЯНКЕЛЕВИЧ: Стоячее болото.

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: На глазах происходит маразм до оглупления, атаки на другие страны, пока народ, как говорится, …

…народ-богоносец…

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: …да, пока народ-богоносец поднимется, очухается. Ещё наши дореволюционные классики говорили: «когда Россия вспрянет ото сна». Заметьте, это было давно сказано. Вот действительно страна инертна. Любые изменения даются тяжело и долго.

Я смотрел весь Майдан в он-лайне, фактически все боевые действия в Крыму и на Донбассе, и очень хорошо осведомлён. Я не представляю, почему ваши ребята так рванули вперёд, как они это сделали. Наши - нет, мы спим.

В ваших ещё, скажем так, кинули дозу снотворного, которое называется «Крым - наш». Кроме убийств и запугиваний их ещё начали покупать такими вот гнусными вещами. Потому что эта пилюлька имперского самолюбования на самом деле намного более страшная, чем кажется: 80 процентов россиян смирились с тем, что Россия нарушила все международные договора. Вот что парадоксально.

ТАТЬЯНА БОННЭР-ЯНКЕЛЕВИЧ: Я думаю, что 80% россиян, в общем, не думают про эти договора. Как когда-то Милошевич раскрутил сербскую нацию на её величие…

…и потом уничтожение.

ТАТЬЯНА БОННЭР-ЯНКЕЛЕВИЧ:…совершенно верно. Тоже самое произошло в России, мне кажется - вся эта отрава, весь яд, который был брошен. Сначала Россия была зомбирована представлением, что, наконец, она встаёт с колен, потом тем, что она во враждебном окружении, и что все снова хотят поставить её на колени.

И вдруг на эффективности этого мифотворчества неожиданно такая победа, или то, что подаётся как победа - наконец мы забрали то, что было исконно наше. А сколько людей на это подписалось! Это чудовищно. Я отношу это за счёт невежественности и бездумности. Как говорил Пушкин: «Русские ленивы и нелюбопытны». Скажите, какой процент людей хочет выяснить всё сам для себя и своим умом до чего-то дойти?

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: Вот я только что прилетел из Москвы. Меньше стало георгиевских ленточек, меньше стало «ура», «Крым - наш», и прочее. Люди постепенно начинают думать, хотя инертность, конечно, большая. Настроение падает, и я это вижу, поскольку до сих пор работаю и общаюсь со многими людьми. Главное - машины, которые были всячески обклеены, и «мы зададим» - это всё исчезает.

Я перелетаю из Домодедово в Минск - уже легче: тишина, все такие добродушные, милиционеров пузатых больше. Я понял, что градус напряжённости и злости в Москве, которые я в последнее время видел и чувствовал, действительно высок. Аура нехорошая, ибо мы - центр зла, и, наконец-то, начинаем это понимать.

ТАТЬЯНА БОННЭР-ЯНКЕЛЕВИЧ: Те люди, которые раньше говорили «Крым - наш», сейчас стараются вообще эту тему не задевать. В очень многих семьях - я это знаю от своих друзей и близких, которые живут в России - уже не хотят затрагивать этот вопрос с кем бы то ни было, чтобы не обсуждать такие больные темы.

И Алексей совершенно прав, люди начали задумываться. Я всё чаще слышу от самых разных людей: «А что, у нас своих проблем нет? Нам надо свои проблемы решать». То есть действительно начинается какое-то движение мысли, что нас отвлекают на все эти дела, на враждебное окружение, на защиту русских, но это мыслительное движение очень-очень слабо, и меня это удручает.

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: В 80-ых годах прошлого тысячелетия мы сидим в лагере, спокойно беседуем, ребята все энциклопедически образованы - знают очень много и по истории, и по лингвистике. Украинскими ребятами, которым я, кстати, жизнью обязан, поднимаются темы о том, что будет война между Россией и Украиной.

И это в период СССР. Уже в 80-ых годах мы знали, что СССР распадётся, мы вычислили это дело. Остался один только пустяк - выяснить, как будет протекать война. Вот так буквально. Я был в шоке, когда ребята доказывали мне это и показывали, как это будет происходить. Потом я благополучно всё забыл, и был рад, что мои специалисты обманулись.

И вот Янукович бежит, а я тут же понимаю, вот он, этот самый второй случай, и что Путин этого не упустит. Помню, как сижу перед компом, когда это произошло, и мне мгновенно стал ясен весь последующий сценарий: Путин не допустит цивилизованного государства у себя, как говорится, рядом, под боком. Более того, Путин абсолютно уверен, что украинцы - это хохлы, которые просто деревня русская. Он так воспитан, что же сделаешь, и так большинство у нас думает. И поэтому он ударит. Как ударит - я ещё не знал, но я помню тот ужас, который меня охватил. Я многое видел: на Майдане крови много, сто парней, Небесная сотня. Но вот это повергло меня в больший ужас, чем всё последующее, потому что я уже знал, что Путин будет делать.

То есть, вы поняли, что он сорвался с цепи и польётся кровь.

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: Он нападёт! Он нападёт каким-то образом. Тогда это меня предельно шокировало, я стал даже ребятам звонить, что «беда, Янукович сбежал», хотя, казалось бы, радоваться надо. Но я понял, что Путин рядом.

Насколько я понимаю, у вас есть ощущение, что он не отцепится, что он не займётся своими какими-то оффшорами, он и дальше будет бить?

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: Пассионарности он не простит, я говорю о тех временах, когда сбежал Янукович. Сейчас его будут заставлять товарищи из-за рубежа, Трамп, может быть, передумает с ним обниматься. Это было ещё и в советское время, когда мы надеялись на внешнее давление, на рейгановскую политику.

ТАТЬЯНА БОННЭР-ЯНКЕЛЕВИЧ: Дональд Трамп, я считаю, человек абсолютно беспринципный, совершенно безответственный и невежественный, и я очень боюсь того, каких дров он наломает за четыре года. Одним из аргументов против этого человека на пост президента было именно его заигрывание с Путиным, его авторитарная манера.

Но это то, что, к сожалению, мы видим сейчас в очень многих странах. Мы видим это во всех новых демократиях в Восточной Европе - Польше, Венгрии. Мы видим это в популизме, скатывающемся к национал-социализму во Франции, мы видим это в России. И это очень опасная тенденция.

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: Я думаю, что и вас и нас спасёт такое качество наше, которое так и называется, русское. У нас часто выражение «сделать что-то по-русски» воспринимается понятно как: через одно место. Об этом ещё Солженицын писал, туфта спасёт нас.

Путин хочет сделать что-то, а не выходит - это тотально у него. Потому что чем крупнее дело, тем тяжелее задачи, и тем чаще результаты обращаются прямо противоположно тем, которые хочешь увидеть. Пример: Норд-Ост, Беслан - Путин хотел там смерти?

Ну, скажу так, не факт, что Путин хотел убить этих людей, но он мог их спасти.

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: Здесь всё проще, с нашей русской позиции. У меня был человек, который пришёл в штаб Норд-Оста, когда происходили все эти события. Этот человек занимал крупный военный чин, и пришёл он туда, потому что там погибал его сын. Я не мог его расспрашивать о секретах, поскольку он не имел права рассказывать, что было в штабе Норд-Оста.

Я задал ему лишь один вопрос: «Что, бардак по-русски?» - «Да». Всё, дальше просто можно было не обсуждать. Масса ответственных, но никто ничего не согласовывал, какой газ и какое противоядие знают, но все бегают, и ничего не получается. Сейчас Путин хочет захватить полмира. Все забегали, забегали, и опять ничего не выходит. Это наша надежда, на нашу собственную дурь.

* Почему Дмитрию Сахарову было стыдно за своего отца?

* Из-за чего г-жа Боннэр отказалась смотреть на неизвестный портрет Андрея Дмитриевича, выставленный недавно в Нью-Йорке? * Как Елене Боннэр удалось кинуть самого ушлого олигарха Бориса Березовского? * Почему соратники академика не уважают вторую жену Сахарова? * Почему внучка ученого Полина Сахарова ничего не знает о своем знаменитом деде?

Ответы на эти вопросы - штрихи к портрету Андрея Сахарова, выдающегося ученого, правозащитника и во многом противоречивого человека. В канун круглой исторической даты, а 12 августа - 50 лет со дня испытания первой водородной бомбы, создателем которой считается Сахаров, мы отыскали сына прославленного академика. 46-летний Дмитрий по образованию физик, как и его отец. Это его первое интервью для российской прессы.

Вам нужен сын академика Сахарова? Он живет в США, в Бостоне. А зовут его Алексей Семенов, - горько пошутил Дмитрий Сахаров, когда мы договаривались о встрече по телефону. - На самом же деле Алексей - сын Елены Боннэр. Эта женщина стала второй женой Андрея Сахарова после смерти моей матери - Клавдии Алексеевны Вихиревой. Почти 30 лет Алексей Семенов раздавал интервью как «сын академика Сахарова», в его защиту на все лады голосили забугорные радиостанции. А я при живом отце чувствовал себя круглой сиротой и мечтал, чтобы папа проводил со мной хотя бы десятую часть того времени, которое он посвящал отпрыскам моей мачехи.

Злая мачеха

Дмитрий много раз перечитывал книги воспоминаний Андрея Сахарова. Пытался понять, почему так случилось, что любящий отец вдруг отдалился от него и сестер, женившись на Елене Боннэр. Даже подсчитывал, сколько раз Сахаров упоминал в книгах о родных детях и детях второй жены. Сравнение было не в пользу Дмитрия и его старших сестер - Татьяны и Любы Сахаровых. О них академик писал как бы между прочим, а Татьяне и Алексею Семеновым посвятил в мемуарах десятки страниц. И это неудивительно.

Когда умерла мама, мы некоторое время продолжали жить вместе - папа, я и сестры. Но после женитьбы на Боннэр отец ушел от нас, поселившись в квартире мачехи, - рассказывает Дмитрий. - Таня к тому времени вышла замуж, мне едва исполнилось 15 лет, и родителей мне заменила 23-летняя Люба. С ней вдвоем мы и хозяйничали. В своих воспоминаниях отец пишет, что старшие дочери настраивали меня против него. Это неправда. Просто в дом, где папа жил с Боннэр, меня никто никогда не приглашал. Туда я приходил редко, вконец соскучившись по отцу. А Елена Георгиевна ни на минуту не оставляла нас один на один. Под строгим взором мачехи я не осмеливался говорить о своих мальчишеских проблемах. Было что-то вроде протокола: совместный обед, дежурные вопросы и такие же ответы.

- Сахаров писал, что содержал вас, давая в месяц по 150 рублей. - Это правда, но здесь интересно другое: деньги отец никогда не отдавал в руки мне или сестре. Мы получали почтовые переводы. Скорее всего, отправлять деньги почтой ему посоветовала Боннэр. Похоже, она предусмотрела такую форму помощи на случай, если бы я вдруг стал говорить, что отец не помогает мне. Но эти алименты он перестал отсылать, как только мне исполнилось 18 лет. И тут ни к чему не придерешься: все по закону. Обижаться на отца Дмитрий и не думал. Он понимал, что его отец - выдающийся ученый, гордился им и, повзрослев, старался не придавать значения странностям в их с ним отношениях. Но однажды ему все же стало неловко за своего знаменитого родителя. Во время горьковской ссылки Сахаров объявил вторую по счету голодовку. Он требовал, чтобы Советское правительство выдало разрешение на выезд за границу невесте сына Боннэр - Лизе.

В те дни я приехал в Горький, надеясь убедить отца прекратить бессмысленное самоистязание, - рассказывает Дмитрий. - Между прочим, Лизу я застал за обедом! Как сейчас помню, она ела блины с черной икрой. Представьте, как мне стало жаль отца, обидно за него и даже неудобно. Он, академик, известный на весь мир ученый, устраивает шумную акцию, рискует своим здоровьем - и ради чего? Понятно, если бы он таким образом добивался прекращения испытаний ядерного оружия или требовал бы демократических преобразований… Но он всего лишь хотел, чтобы Лизу пустили в Америку к Алексею Семенову. А ведь сын Боннэр мог бы и не драпать за границу, если уж так любил девушку. У Сахарова сильно болело сердце, и был огромный риск, что его организм не выдержит нервной и физической нагрузки. Позже я пробовал говорить с отцом на эту тему. Он отвечал односложно: так было нужно. Только вот кому? Конечно, Елене Боннэр, это она подзуживала его. Он любил ее безрассудно, как ребенок, и был готов ради нее на все, даже на смерть. Боннэр понимала, насколько сильно ее влияние, и пользовалась этим. Я же до сих пор считаю, что эти шоу сильно подорвали здоровье отца. Елена Георгиевна прекрасно знала, насколько голодовки губительны для папы, и прекрасно понимала, что подталкивает его к могиле.

Голодовка действительно не прошла для Сахарова даром: сразу же после этой акции у академика случился спазм сосудов мозга. Академик-подкаблучник

Когда дети, зять и невестка Боннэр один за другим упорхнули за бугор, эмигрировать хотел и Дмитрий. Но отец и мачеха в один голос сказали, что не дадут ему разрешения на выезд из Союза.

- Почему вы хотели сбежать из СССР, неужели вашей жизни угрожала опасность?

Нет. Я, как и Татьяна Семенова с Алексеем, мечтал о сытой жизни на Западе. Но, похоже, мачеха боялась, что я могу стать конкурентом ее сыну и дочери, и - самое главное - опасалась, что откроется правда о настоящих детях Сахарова. Ведь в таком случае ее отпрыскам могло достаться меньше благ от зарубежных правозащитных организаций. А отец слепо шел у жены на поводу. Лишенный отцовских денег, Дима зарабатывал на жизнь сам. Еще студентом он женился, и у него родился сын Николай. Жена тоже училась в вузе. Молодой семье приходилось нередко голодать, но отнюдь не по политическим мотивам, как академику, - стипендии не хватало даже на еду. Как-то, отчаявшись, Дмитрий в очередной раз занял у соседки 25 рублей. На трешку купил еды, а за 22 целковых приобрел электрическое точило и принялся обходить квартиры граждан, предлагая наточить ножи, ножницы и мясорубки. - Обращаться к отцу за помощью не хотелось, - говорит Дмитрий. - Да и наверняка он отказал бы мне. Не пошел я к нему с просьбой о поддержке и позже, когда сломал ногу. Выкручивался, как мог, не дали пропасть друзья.

Дмитрий и его сестры постепенно привыкли свои беды и проблемы решать самостоятельно. Даже в святые для их семьи дни - годовщины смерти матери - они обходились без отца. - Я подозреваю, что отец, ни разу не навещал могилу нашей мамы с тех пор, как женился на Елене Георгиевне. Понять этого я не мог. Ведь, как мне казалось, папа очень любил маму при ее жизни. Что с ним случилось, когда он стал жить с Боннэр, не знаю. Он словно покрылся панцирем. Когда у Любы при родах умер первый ребенок, отец даже не нашел времени к ней приехать и выразил соболезнование по телефону. Подозреваю, что Боннэр ревниво относилась к его прежней жизни и он не хотел ее расстраивать.

Оплеухи по лысине

Во время горьковской ссылки в 1982 году в гости к Андрею Сахарову приехал тогда еще молодой художник Сергей Бочаров. Он мечтал написать портрет опального ученого и правозащитника. Работал часа четыре. Чтобы скоротать время, разговаривали. Беседу поддерживала и Елена Георгиевна. Конечно, не обошлось без обсуждения слабых сторон советской действительности.

Сахаров не все видел в черных красках, - признался Бочаров в интервью «Экспресс газете». - Андрей Дмитриевич иногда даже похваливал правительство СССР за некоторые успехи. Теперь уже не помню, за что именно. Но за каждую такую реплику он тут же получал оплеуху по лысине от жены. Пока я писал этюд, Сахарову досталось не меньше семи раз. При этом мировой светило безропотно сносил затрещины, и было видно, что он к ним привык.

Тогда художника осенило: писать надо не Сахарова, а Боннэр, потому что именно она управляет ученым. Бочаров принялся рисовать ее портрет черной краской прямо поверх изображения академика. Боннэр полюбопытствовала, как идут дела у художника, и глянула на холст. А увидев себя, пришла в ярость и кинулась размазывать рукой масляные краски. - Я сказал Боннэр, что рисовать «пенька», который повторяет мысли злобной жены, да еще терпит побои от нее, я не хочу, - вспоминает Сергей Бочаров. - И Боннэр тут же выгнала меня на улицу. А на прошлой неделе в Нью-Йорке проходила выставка картин Бочарова. Художник привез в США и тот самый незаконченный этюд Сахарова 20-летней давности. - Я специально пригласил на выставку Елену Георгиевну. Но, видимо, ей доложили о моем сюрпризе, и она не пришла смотреть картины, сославшись на болезнь, - говорит Бочаров.

Украденное наследство

О трепетном отношении к деньгам Елены Боннэр ходят легенды. Об одном таком случае Дмитрию рассказали люди, близко знающие вдову Сахарова.

У Елены Георгиевны есть внук Матвей. Это сын ее старшей дочери. Любящая бабушка повергла в шок всю семью, когда подарила Моте на свадьбу чайный сервиз. Накануне она нашла его на одной из бостонских помоек. Чашки и блюдца, правда, были без царапин, ведь странные американцы иногда выбрасывают не только старые вещи, но и те, которые просто разонравились. Расчетливость Боннэр ярко проявилась, и когда пришла пора раздавать наследство ее умершего мужа.

Завещание составлялось при активном участии мачехи, - рассказывает Дмитрий. - Поэтому неудивительно, что право распоряжаться литературным наследством отца досталось Боннэр, а в случае ее смерти - ее дочери Татьяне. Мне и моим сестрам отошла часть дачи в Жуковке. Не буду называть денежные суммы, но доля детей мачехи была больше. Елена Георгиевна сама продала дачу и выдала нам наличные. Но самым виртуозным образом она поступила с деньгами Березовского! Два года назад музей Сахарова в Москве был на грани закрытия - не было средств на его содержание и зарплату сотрудникам. Тогда олигарх подбросил с барского плеча три миллиона долларов. Боннэр тут же распорядилась направить эти деньги на счет Фонда Сахарова в США, а не в России! Причем эта зарубежная организация активно занимается не столько благотворительностью, сколько коммерцией. Теперь миллионы крутятся на счетах в США, а музей отца по-прежнему влачит жалкое существование, - уверяет Дмитрий. - Чем занимается Фонд Сахарова в Бостоне, для меня большая загадка. Изредка он напоминает о себе выступлениями в западной прессе, проводятся какие-то вялые акции. Фондом занимается сама Боннэр.

В Бостоне живет и старшая сестра Дмитрия - Татьяна Сахарова-Верная. Она несколько лет назад уехала туда вслед за дочерью, вышедшей замуж за американца. К деятельности Фонда Сахарова в США Татьяна не имеет никакого отношения. И, как она призналась нам по телефону, ей тоже не известно, чем занимается американский фонд имени ее отца. А не так давно в Бостоне открылся еще один архив Сахарова. Возглавила его Татьяна Семенова. Зачем понадобился близнец - непонятно, ведь организация точно с таким же названием уже давно успешно работает в России. Недавно стало известно, что правительство США отвалило этой непонятной американской структуре полтора миллиона долларов. То есть детям и внукам Боннэр теперь с лихвой хватит денег на богатые квартиры, особняки и лимузины.

Вместо послесловия

Дмитрий живет в центре Москвы в добротной «сталинке». Профессиональным физиком он так и не стал. По его словам, сейчас он занимается «небольшим частным бизнесом». С Еленой Боннэр после смерти отца ни разу не разговаривал. Во время редких наездов в Россию вдова не пытается с ним связаться. В позапрошлом году Дмитрия пригласили на празднование 80-летия Андрея Сахарова в бывший Арзамас-16 (сейчас это город Саров). Коллеги отца не позвали на торжества Боннэр.

Сотрудники Андрея Сахарова по «ящику» не любят вспоминать об Елене Георгиевне, - говорит Дмитрий. - Они считают, что если бы не она, то, возможно, Сахаров мог бы вернуться в науку. Во время нашей беседы я, наверное, не очень-то прилично озиралась по сторонам, стараясь отыскать на стенах, в шкафах, на полках хотя бы одну маленькую фотокарточку «отца» водородной бомбы. Но нашла на книжной полке лишь единственный снимок из семейного архива - старик держит на руках маленького мальчика. - Этот мальчик я. А старик - отец моей матери, Клавдии Вихиревой, - объясняет Дмитрий. - Этот снимок мне дорог. - Есть ли в вашем доме хотя бы один портрет Андрея Сахарова? - Иконы нет, - усмехнулся сын академика. Может, поэтому Полина, 6-летняя дочь Дмитрия, даже не вспомнила, как зовут ее деда. А уж чем он занимался, не знает и подавно.

Ольга ХОДАЕВА

В Москве до сих пор нет памятника Андрею Сахарову, хотя столичное правительство еще 10 лет назад предложило установить его на Тверском бульваре. Но по каким-то своим, непонятным славянскому разуму соображениям, Елена Боннэр всегда выступает категорически против.

Фото из семейного альбома Дмитрия Сахарова, агентства "Магнум Фотос" и Архива Сахарова

Буккер Игорь 02.06.2019 в 23:50

В либеральном российском пантеоне имя Елены Боннэр занимает одно из самых почетных мест. Однако до сих пор остается не до конца ясной ее роль в судьбе гения. Почему один из ведущих разработчиков водородной бомбы, обласканный советской властью гуманист с левыми взглядами, академик Андрей Сахаров стал диссидентским тараном, направленным против СССР. Ищите женщину?

Есть имена, связанные между собой как Дед Мороз и Снегурочка, - их трудно представить одно без другого. Это тандем или пара. Продолжая тему сказочных героев, назовем кота Базилио и лису Алису. Героиня знаменитой в КГБ супружеской пары Сахаров-Боннэр получила кличку "Лиса". Академик Андрей Сахаров имел сразу две - "Аскет" и "Аскольд". На Базилио инакомыслящий ученый, видимо, не потянул, характером был иной, чего нельзя сказать о хитромудрой "Лисе".

"Бремя любви тяжело, если даже несут его двое. Нашу с тобою любовь ныне несу я один. Но для кого и зачем, сам я сказать не могу", - так строками Омара Хайяма закончила свое письмо Елена Боннэр, когда отмечала свой 85-летний юбилей. "Бремя любви" без академика его вдова несла уже почти два десятилетия. Последние годы доживала в США, рядом со своими детьми Татьяной Янкелевич и Алексеем Семеновым. Доживала в комфорте, но жаловалась, что хочет домой. Высказалась от имени "диссидентов, вот этой небольшой кучки людей", и добавила, что очень немногим из них, "удалось вернуться к профессиональной деятельности", и они "чувствуют одиноко себя на Западе". Не вернулась - старость и хвори не пускали. "Лиса" умерла в заокеанской норке. На столичное Востряковское кладбище доставят лишь урну с прахом и захоронят рядом с Сахаровым.

Елена Георгиевна Боннэр появилась на белый свет как Лусик Алиханова. Отец и отчим по национальности армяне. Мать - Руфь Григорьевна Боннэр приходилась племянницей редактору и общественному деятелю Моисею Леонтьевичу Клейману. В Париже, где умер этот эмигрант, он принимал участие в собраниях Палестинского клуба, Еврейского дискуссионного клуба, Союзе древнееврейского языка.

В официальной биографии Елены Боннэр написано: "После ареста родителей уехала в Ленинград. В 1940 году окончила среднюю школу и поступила на вечернее отделение факультета русского языка и литературы Ленинградского педагогического института им. А. И. Герцена. Начала работать, еще учась в старших классах школы. В 1941 году добровольцем пошла в армию, окончив курсы медсестер. В октябре 1941 года - первое тяжелое ранение и контузия. После излечения направлена медицинской сестрой в военно-санитарный поезд N122, где служила по май 1945 года".

По другой версии, 8 июля 1941 года, через две недели после начала войны, Люся Боннэр эвакуировалась на Урал, в специально созданный интернат. Много лет спустя, в 1998 году, бывшие интернатовцы на свои средства небольшим тиражом издали книгу воспоминаний "Интернат. Метлино. Война". В ней рассказывается о двух годах жизни на Урале (в 1943 году воспитанники интерната вернулись в Москву). С большой симпатией вспоминали воспитанники свою пионервожатую Люсю - энергичную и симпатичную девушку. Вот только руководство не было ею довольно, потому что Боннэр по утрам не торопилась вставать, не выполняла распоряжений начальства. После того как директор интерната застала Люсю ночью играющей с детьми в карты на деньги, пионервожатую уволили.

По молодости Елена Боннэр крутила роман с крупным инженером Моисеем Злотником, но запутавшийся в своих отношениях с женщинами ловелас убил свою жену и угодил на нары. Известный советский криминалист и популярный публицист Лев Шейнин перипетии этого нашумевшего в свое время дела изложил в рассказе "Исчезновение". На его страницах сожительница женоубийцы фигурировала под говорящим именем "Люси Б.".

Покинув Метлино, бывшая пионервожатая устроилась санитаркой в госпитальный поезд. В военную годину пылкая барышня стала ППЖ (походно-полевой женой) начальника поезда Владимира Дорфмана, которому она годилась в дочери. В 1948 году она некоторое время сожительствовала с очень немолодым, но состоятельным хозяйственником с Сахалина Яковом Киссельманом. Чиновник бывал в столице лишь наездами и Люся сошлась со своим однокурсником по медицинскому институту Иваном Семеновым.

"В марте 1950 года у нее родилась дочь Татьяна. Мать поздравила обоих - Киссельмана и Семенова со счастливым отцовством. На следующий год Киссельман оформил отношения с матерью "дочери", а через два года связался с ней узами брака и Семенов, - написано в книге Н. Н. Яковлева "ЦРУ против СССР". - Последующие девять лет она пребывала в законном браке одновременно с двумя супругами, а Татьяна с младых ногтей имела двух отцов - "папу Якова" и "папу Ивана". Научилась и различать их - от "папы Якова" деньги, от "папы Ивана" отеческое внимание. Девчонка оказалась смышлёной не по-детски и никогда не огорчала ни одного из отцов сообщением, что есть другой. Надо думать, слушалась прежде всего маму. Весомые денежные переводы с Сахалина на первых порах обеспечили жизнь двух "бедных студентов". В 1955 году родился сын Алеша. Спустя десять лет Елена Боннэр развелась с Иваном Васильевичем Семеновым.

На момент знакомства с Еленой Георгиевной трижды Герой Социалистического Труда академик Андрей Дмитриевич Сахаров уже год как был вдовцом. Супруга Клавдия Алексеевна Вихирева, мать троих его детей Татьяны, Любови и Дмитрия, скончалась от рака. Осенью 1970-го в доме одного из правозащитников встретились, как пелось в песне, "два одиночества". Андрей Дмитриевич ее заметил, она, казалось, оставалась равнодушной. Но ему, по его словам, "эту красивую и деловую на вид женщину" не представили, а Елена Георгиевна отлично знала засекреченного академика, публиковавшего свои "диссидентские" размышления во Франции.

Джентльмена представили леди в Калуге, где оба были на процессе по делу каких-то правозащитников. Сахаров собирался со своими детьми на юг и нужно было пристроить домашнего питомца - помесь таксы со спаниелем. В результате "дворянина" поселили на съемной даче Боннэр в Переделкино. С курорта Андрей вернулся загорелым, но с флюсом во всю щеку. Она тотчас же примчалась к нему домой, чтобы сделать ему укол. В августе 1971 года академик Сахаров под запись барочного композитора Альбинони признался Люсе (так он ее называл) в любви.

"Боннэр поклялась в вечной любви к академику и для начала выбросила из семейного гнезда Таню, Любу и Диму, куда водворила собственных - Татьяну и Алексея. С изменением семейного положения Сахарова изменился фокус его интересов в жизни. Теоретик по совместительству занялся политикой, стал встречаться с теми, кто скоро получил кличку "правозащитников". Боннэр свела Сахарова с ними, попутно повелев супругу вместо своих детей возлюбить ее, ибо они будут большим подспорьем в затеянном ею честолюбивом предприятии - стать вождем (или вождями?) "инакомыслящих" в Советском Союзе", - утверждал Николай Яковлев. Автора и его нашумевшую книгу иногда упрекают в предвзятости - якобы она написана на волне борьбы с диссидентским движением в СССР чуть ли не под диктовку КГБ.

Вряд ли кто будет спорить, что в то время было всего два самых знаменитых инакомыслящих - академик Сахаров и писатель Солженицын. В 2002 году из печати вышел второй том Александра Исаевича Солженицына "Двести лет вместе", где на странице 448-й сказано следующее: "В поток диссидентского движения после 1968 года вступил безоглядно - и Сахаров. Среди его новых забот и протестов было много индивидуальных случаев, притом самых частных, а из таких более всего - заявлений в защиту евреев-"отказников". А когда он пытался поднять тему пошире, - простодушно рассказывал он мне, не понимая всего кричащего смысла, академик Гельфанд ответил ему: "Мы устали помогать этому народу решать его проблемы; а академик Зельдович: "Не буду подписывать в пользу пострадавших хоть за что-то - сохраню возможность защищать тех, кто страдает за национальность". То есть - защищать только евреев".

О том, что выдающийся академик и знаменитый правозащитник Андрей Сахаров в быту обычный подкаблучник со стыдом признаются его родные дети. Родные, а не усыновленные и удочеренные. Дочь Боннэр, студентка вечернего отделения факультета журналистики МГУ, Татьяна вышла замуж за студента Янкелевича, но западным журналистам представлялась как "Татьяна Сахарова, дочь академика". Ее тезка, Татьяна Андреевна Сахарова, попыталась одернуть самозванку, но та отрезала: "Если вы хотите избежать недоразумений между нами, измените свою фамилию".

После того, как Сахаров стал лауреатом Нобелевской премии мира за 1975 год и на его зарубежные счета появилась солидная сумма в валюте, "детки" Таня Янкелевич и Алексей Семенов устремились на Запад. Настоящий сын академика Дмитрий Сахаров (также физик, как и его отец) в интервью "Экспресс-газете" признался: "Когда умерла мама, мы некоторое время продолжали жить вместе - папа, я и сестры. Но после женитьбы на Боннэр отец ушел от нас, поселившись в квартире мачехи. Таня к тому времени вышла замуж, мне едва исполнилось 15 лет, и родителей мне заменила 23-летняя Люба. С ней вдвоем мы и хозяйничали. В своих воспоминаниях отец пишет, что старшие дочери настраивали меня против него. Это неправда. Просто в дом, где папа жил с Боннэр, меня никто никогда не приглашал. Туда я приходил редко, вконец соскучившись по отцу. А Елена Георгиевна ни на минуту не оставляла нас один на один. Под строгим взором мачехи я не осмеливался говорить о своих мальчишеских проблемах. Было что-то вроде протокола: совместный обед, дежурные вопросы и такие же ответы".

Помните великолепную сказку "Морозко"? В отличие от русской сказки заокеанский "Морозко" щедро наградил мачехиных детей, в ущерб деткам родным. Своего муженька злая мачеха не послала в лес отвести дочь-красавицу, она заставила старика объявить вторую голодовку. Не прекращения ядерных испытаний, не демократических преобразований в стране требовал инакомыслящий Андрей Дмитриевич, а …визы на выезд за границу невесте Алексея Семенова. Кстати, по словам сына академика, когда он приехал в Горький, где Сахаров находился в ссылке, чтобы уговорить отца отказаться от убивавшей его голодовки, то увидел невесту Алексея, поедавшую блины с черной икрой.

"Елена Георгиевна прекрасно знала, насколько голодовки губительны для папы, и прекрасно понимала, что подталкивает его к могиле", - говорит Дмитрий Андреевич Сахаров. После той голодовки у академика произошел спазм сосудов мозга. Эти признания сына Сахарова сделаны не в угоду КГБ - такой организации уже давно не существует.

А вот любопытная выдержка из докладной в ЦК КПСС, датированной 9 декабря 1986 года: "Находясь в Горьком, Сахаров вновь вернулся к научной деятельности. В результате в последнее время у него появились новые идеи. Так, например, он высказывает свои соображения в области дальнейшего развития атомной энергетики, по вопросам, связанным с управляемым термоядерным синтезом (система "Токамак"), и по ряду других научных направлений.

Характерно, что в отсутствии Боннэр, находившейся некоторое время в США, он стал коммуникабельнее, охотно вступал в беседы с горьковчанами, в которых критиковал американскую программу "звездных войн", позитивно комментировал мирные инициативы советского руководства, объективно оценивал события на Чернобыльской АЭС.

Указанным изменениям в поведении и образе жизни Сахарова по-прежнему настойчиво противодействует Боннэр. Она по существу склоняет мужа к отказу от научной деятельности, направляет его усилия на изготовление провокационных документов, заставляет вести дневниковые записи с перспективой издания их за рубежом".

В 1982 году в горьковской ссылке опального академика навестил молодой художник Сергей Бочаров. В интервью "Экспресс-газете" этот представитель богемы рассказал: "Сахаров не все видел в черных красках. Андрей Дмитриевич иногда даже похваливал правительство СССР за некоторые успехи. Теперь уже не помню, за что именно. Но за каждую такую реплику он тут же получал оплеуху по лысине от жены. Пока я писал этюд, Сахарову досталось не меньше семи раз. При этом мировой светило безропотно сносил затрещины, и было видно, что он к ним привык".

Тогда портретист поверх изображения академика набросал черной краской лицо Боннэр, но Елена Георгиевна, увидев это, принялась размазывать рукой краски на холсте. "Я сказал Боннэр, что рисовать "пенька", который повторяет мысли злобной жены, да еще терпит побои от нее, я не хочу, - вспоминает Сергей Бочаров. - И Боннэр тут же выгнала меня на улицу". Частное мнение представителя художественной интеллигенции, а вот и официальное донесение компетентных органов.

23 декабря 1989 года американские дипломаты обсуждали причины преждевременной кончины академика Сахарова. Донесения об этом аккуратно ложились на стол работников ЦК КПСС: "Обсуждая причины смерти А. Сахарова, американские дипломаты высказывают мнение, что она вызвано большими эмоциональными и физическими перегрузками. Этому в определенной степени способствовала вдова академика Е. Боннэр, которая подогревала политические амбиции своего мужа, пыталась играть на его самолюбии".

На 89-м году жизни после тяжелой болезни в Бостоне (США) скончалась известная правозащитница Елена Георгиевна Боннэр, дочь Геворка Саркисовича Алиханяна, первого секретаря ЦК Компартии Армении (1920-1921 гг.), вдова академика Андрея Дмитриевича Сахарова.

15 февраля 1923 года в семье Левона Саркисовича Кочаряна и Руфи Григорьевны Боннэр в старом туркменском городе Мерве (Мары) родилась дочь Елена. Когда ей исполнился годик, отца не стало.

Елена Боннэр:

«Из родных моего кровного отца Кочаряна Левона Саркисовича я знала только его мать, мою бабушку Герцелию Андреевну Тонунц. Ее сестру Елену, которая нянчила меня в младенчестве, и деда я не помню. Они жили в городе Шуше, но бежали в Туркестан из Нагорного Карабаха, когда там резали армян».

Руфь с дочкой перебрались в Читу. Там она с Геворком Алиханяном и встретилась. Геворка в Читу перевели после его серьезных расхождений во взглядах с Зиновьевым, главным коммунистом Ленинграда. Вскоре там к власти пришел Киров, друг Алиханяна по Закавказью, и Геворк с Руфью уехали в Ленинград. Чуть позже туда перебрались и Люся (так звали Елену в кругу семьи) с бабушкой Татьяной Матвеевной.

Елена Боннэр:

«Семью своего папы Геворка Саркисовича я не знала. И его родственники не знали, что я не родная его дочь. Он просил маму никогда им этого не говорить».

В 1927 году у Алиханянов родился сын Игорь. Вскоре глава семейства становится секретарем Володарского райкома партии. Через четыре года Исполком Коминтерна приглашает Геворка Алиханяна в Москву. В 37-м родителей Люси арестовали.

Елена Боннэр:

«В марте 1938 года передачу папе не взяли… Через полтора года от мамы пришло письмо. Обратный адрес: «АЛЖИР». Это не география, а аббревиатура – Акмолинский лагерь жен изменников родины. Мамины письма: «Хорошо учись», «Помогай бабушке», «Будь примерной комсомолкой», «Заботься об Егорке». Ни слова о моей любви».

Отца, заведующего отделом Исполкома Коминтерна, расстреляли в феврале 1938-го, мать провела восемь лет на каторге и девять в ссылке.

В 14 лет Люся осталась одна с братом Егором. Они переехали к бабушке в Ленинград. Там Елена окончила школу. Поступила на факультет журналистики. Дальше приемная комиссия ее не пропустила: родители – изменники родины. Не обиделась. Пошла на факультет русского языка и литературы в Герценовский пединститут.

В первые же дни войны Елена Боннэр, 18-летняя студентка-филолог, записалась на фронт. Медсестра в военно-санитарном поезде, старшая медсестра, замначальника медсанчасти отдельного саперного батальона, лейтенант медслужбы. На фронте была ранена и контужена: в вагон санитарного поезда, в котором она ехала, попала бомба. Результат – зрение правым глазом практически утеряно, в левом – прогрессирующая слепота. Отсюда эти ее очки, в которых глаза кажутся огромными.

Ее жених, поэт Всеволод Багрицкий, ушел на фронт в декабре 1941 года. А брата Егорку эвакуировали из Ленинграда со школьным интернатом. Оттуда забрали на «трудовой фронт».

Елена Боннэр:

«Севка погиб 26 февраля 1942 года. Деревня Мясной бор, около Любани, «Любань, Любань – любовь моя…» Как я тогда не сломалась?.. Егора нашла я в Омске на большом заводе – слесарь самого последнего разряда. Маленький, сморщенный старичок, дистрофик. Чудом выживший в какой-то больнице, где валялся с дизентерией».

В конце мая 1942 года умерла в блокадном Ленинграде бабушка.

После войны Елена поступает в Первый Ленинградский медицинский институт. Однако ее оттуда исключают: заняла не ту позицию, когда широко обсуждалось нашумевшее «дело врачей». Восстановилась в институте после смерти Сталина. Вышла замуж Елена за однокурсника Ивана Семенова, родила от него дочь Татьяну (1950) и сына Алексея (1956). С их отцом разошлась в 1965 году. Бывший муж остался в Ленинграде, сама с детьми перебралась в Москву, где вступает в ряды КПСС.

Елена Боннэр:

«Я вообще из категории счастливых женщин, у меня было в жизни три любви, и все при мне так и остались: Севку люблю, Ивана люблю и Андрея люблю. Ну что Сева… Был мальчик, остался без папы, папа умер в 1934 году. Остался без мамы, маму арестовали в августе 1937 года. Я оказалась у них во время обыска, а обыск шел целую ночь».

В 60-е годы в СССР зарождается правозащитное движение, названное потом диссидентским. На пикетируемом суде над правозащитниками Елена Боннэр встречает «мятежного» академика Андрея Сахарова. Общие интересы, сближая их все больше и больше, перерастают в любовь… В августе 1971-го они, наконец, объяснились.

Расписались 7 января 1972 года в одном из районных загсов Москвы в присутствии не только своих свидетелей и Татьяны, дочери Елены Боннэр, но и полудюжины соглядатаев из КГБ. Произошло это спустя два дня после суда над «антисоветчиком» писателем Владимиром Буковским, в защиту которого они активно выступали. В том же году Елена Георгиевна, потрясенная лавиной политических репрессий против инакомыслящих, вышла из рядов КПСС.

Тогда власть стала оказывать давление на семью Боннэр: дочь попросили с факультета журналистики МГУ (якобы та не по специальности работает), ее мужу Ефрему Янкелевичу не дали поступить в аспирантуру. Алеше, сыну Боннэр, пришлось перейти из математической школы в обычную: он принципиально отказался вступать в комсомол. Позже юношу завалили на вступительных экзаменах в МГУ, и он вынужден был поступить в педагогический…

В 1975 году Андрею Сахарову была присуждена Нобелевская премия мира. Что и говорить, ему не позволили выехать из страны для получения престижной награды. Незадолго до этого с большими сложностями Елену Боннэр «выпустили» в Италию, где ей сделали операцию. Оттуда она едет в Осло, получает премию от имени мужа и зачитывает его вошедшую в историю речь.

В 1979 году Сахаров и Боннэр после ввода советских войск в Афганистан заявляют громкий протест против вторжения. Власти лишают Андрея Дмитриевича звания трижды Героя Социалистического Труда, лауреата Сталинской и Ленинской премий и наказывают супружескую чету долгосрочной ссылкой в город Горький.

Здоровье Елены Георгиевны было подорвано. Но она понимала, что ложиться в советскую больницу ей категорически противопоказано: живой оттуда ее не выпустят. К тому времени с «великодушного» позволения властей ее дети успели перебраться в США, в Бостон. Увидеться с ними и получить достойное лечение удается только после голодовок, объявленных Сахаровым и Боннэр. Ужасы принудительного кормления они в полной мере испытали на себе.

В 1986 году горьковские «сидельцы» были приглашены Горбачевым в Москву: подключиться к процессу перестройки.

Елена Боннэр:

«И вот наше возвращение в Москву. В июне 1987 года Таня привезла маму из США, где она жила семь лет. В декабре мамы не стало. Всего шесть месяцев мы были вместе. Почему так быстро она угасла? Может, не следовало ей возвращаться? Непереносима была разлука с внуками и правнуками?.. И ответить на них я не смогу никогда… Умерла мама, и образовалась такая пустота, что казалось, разорвется сердце. Мне все время хотелось с ней говорить, что-то объяснить, спросить, вспоминать. Вдруг оказалось, что не хватило прошедшей жизни…

На кладбище ели стояли под снегом, и снежок такой тихий, мягкий падает. Там как будто и холодно не было. Андрей тихо сказал: «Ты меня любила, и я тебя любил». Я поразилась – это он впервые сказал маме «ты».

В 1987 году Андрей Сахаров и Елена Боннэр приняли активнейшее участие в создании правозащитных обществ «Мемориал» и «Московская трибуна». Через два года Сахаров становится депутатом и активно выступает на 1-м Съезде народных депутатов. Супруги горячо и самозабвенно отстаивали право народа Карабаха на самоопределение, ездили в героический край и с самых высоких трибун требовали прекращения грубых нарушений прав человека, чинимых Азербайджаном в Нагорном Карабахе.

На одной из встреч в Степанакерте с участием армян и азербайджанцев Елена Боннэр сказала (незадолго до этой встречи мальчики 10-12 лет пытали электрическим током в больнице своего сверстника другой национальности, и тот, не выдержав боли, выпрыгнул в окно):

«Я хочу, чтобы не было неясностей, сказать, кто я. Я жена академика Сахарова. Моя мать – еврейка, отец – армянин… Я не знаю, кто истинная жертва в этой истории – тот, кого пытали, или те, кто пытал. Ужасно, что межнациональная ненависть переходит к детям и уродует их души».

В Андрее Сахарове Елена Боннэр нашла не только опору, но и отеческую заботу. Опорой себе она всегда была сама. И не только себе. Главное, что в любви к ней Сахаров шел до конца. Между ними была взаимная преданность. Сахаров говорил своей жене «ты - это я». И готов был пожертвовать всем ради нее и ее семьи.

Андрей Сахаров ушел из жизни. Теперь Елена Георгиевна жила на два дома – Москва и Бостон.

В связи со смертью Елены Боннэр члены семьи распространили сообщение:

«С глубокой скорбью мы сообщаем о том, что наша мама Елена Георгиевна Боннэр скончалась сегодня, 18 июня 2011 г. в 1.55 дня. Согласно ее желанию, ее тело будет кремировано, а урна с прахом захоронена на Востряковском кладбище в Москве, вместе с ее мужем, матерью и братом. Вместо цветов вы можете сделать пожертвование в мамину память в Фонд Андрея Сахарова».

В заявлении американского госдепартамента Елена Боннэр именуется «невероятным борцом за права человека».

Председатель Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозу так откликнулся на эту утрату: «Я хочу отдать должное мужеству, которое она демонстрировала при отстаивании основных свобод и человеческого достоинства, которые насущны для людей во всем мире».

Со своей стороны глава Европарламента Ежи Бузек назвал Боннэр «одним из самых вдохновляющих и преданных защитников прав человека».

Выразил соболезнование родным и близким покойной и президент России Дмитрий Медведев: «Елена Георгиевна – выдающийся общественный деятель, она внесла значительный вклад в общественную жизнь нашей страны за последние десятилетия». А текст телеграммы президента Нагорно-Карабахской Республики Бако Саакяна заканчивается словами: «Мы всегда будем помнить светлый образ Елены Георгиевны».

Гамлет Мирзоян

Буккер Игорь 02.06.2019 в 23:50