Решено! Вы идете в театр! На первый взгляд, все довольно просто. Выбор детских спектаклей заманчив и разнообразен, и вот уже ваш нарядный дошкольник гордо восседает в первых рядах партера… Не торопитесь. Театр для ребенка - это не просто еще один "объект" в череде разнообразных культурных развлечений, и покупка билета даже на самый "модный" детский спектакль далеко не всегда знаменует рождение нового заядлого театрала. О том, как сделать первую встречу с театром осмысленной и запоминающейся рассказывает педагог РАМТа А.Е. Лисицина.

Какой же возраст ребенка благоприятен для систематического общения с театром? "Возраст театра" наступает, когда проявляется потребность в преображении и подражании, когда уже в процессе натренирована способность ребенка воспринимать театральную условность. Проще говоря, как только ваш ребенок начал играть в "принцесс" или "принцев" и в ход идут мамины шляпы, шарфы, "каблуки", стоит подумать о посещении театра.

Перед вами театральная афиша. Что же выбрать для первого похода? Конечно, лучше, если это будет детский спектакль традиционного, академического театра. В Москве, например, таких театров немного, но все же они есть. Остановите свой выбор на Российском академическом молодежном театре (РАМТ), который ставит спектакли для детей уже более 80-ти лет. В сегодняшней афише для маленьких зрителей-дошкольников есть два спектакля - "Незнайка-путешественник" (Н. Носов) и "Сон с продолжением" (С. Михалков) по мотивам сказки о Щелкунчике.

Если вам повезет, вы можете попасть на "Праздник посвящения в зрители", который проводится 3 раза в год в дни школьных каникул. Как правило, в осенние и весенние каникулы проходит по два, а в зимние - по три-четыре таких праздника. Тогда для детей устанавливается специальная выставочная экспозиция - "Волшебники, создающие сказку". На ней маленькие экскурсоводы (дети из зрительского актива) рассказывают о создателях спектакля, показывают декорации, световые установки, костюмы, грим, бутафорию. А в зрительном зале, перед самым началом спектакля, ведущие артисты театра разыгрывают интермедию "Посвящение в зрители". Такие праздники оставляют у детей яркие впечатления на долгие годы и дают возможность прикоснуться к тайне создания спектакля.

Если вам не удалось побывать на празднике, есть еще одна возможность сделать посещение театра незабываемым. При театре работают зрительские клубы для детей и подростков. Самые маленькие зрители приходят в "Семейный клуб". По окончании спектакля малыши вместе с родителями имеют возможность сфотографироваться (и потом по почте получить фотографии) на сцене с артистами в декорациях, а после небольшого отдыха и чаепития театральный педагог ненавязчиво, в игровой форме поможет вам и детям разобраться в своих впечатлениях и обратить внимание на главное в спектакле. Дети с радостью нарисуют для артистов самые яркие и запоминающиеся образы спектакля. Такое первое посещение театра не забудется!

Но, возможно, вам не удалось попасть ни на праздник, ни в "Семейный клуб". Как заинтересовать своего компьютеризированного, телевизионного ребенка театром? Какие вопросы задать, чтобы пробудить интерес и фантазию?

Самый распространенный родительский вопрос: "Тебе понравился спектакль?". Как правило, дети однозначно отвечают: "Да-а-а!". И этот ответ уже не требует обсуждения. А ведь тему для разговора можно найти после любого спектакля.

Самый первый вопрос, который задает себе режиссер, начиная работу: "О чем я буду ставить этот спектакль? О дружбе, любви, одиночестве, справедливости?". Задайте этот вопрос ребенку, и сразу же появится повод для беседы. Я позволю себе дать вам небольшой список универсальных, подходящих к любому спектаклю вопросов, надеясь, что вы сами выберете нужное русло разговора.

• Как называется спектакль? Как зовут главного героя спектакля? Как зовут друзей главного героя и есть ли у него недруги? С кем бы ты хотел дружить?
• Какой поступок главного героя тебе понравился (не понравился)? Кого было жалко?
• Как бы ты поступил в аналогичном случае?
• Каким был герой (антигерой) в начале спектакля и каким стал к финалу? Менялась ли одежда героев спектакля? (Это можно связать с характерами героев и их изменением.)
• Кто, кроме артистов, занят в спектакле? (Загляните в программку, выберите, например, художника.)
• Какие краски в костюмах и декорациях спектакля тебе запомнились, и почему они именно такие?
• На твое настроение влияли краски? А музыка? Как они влияли?
• Как тебе кажется, правильно ли назван спектакль, или его можно было бы назвать как-то по-другому? Как? Кому бы из друзей ты посоветовал его посмотреть?

Обо всем этом можно говорить по пути домой. За это время спектакль "дозреет" в душе ребенка. А дома все свои впечатления можно перевести в рисунки красками, карандашами, мелками. Предложите своему малышу нарисовать понравившегося героя и при этом вспомнить, какая была на нем одежда и какого цвета. А может быть, вы вместе попробуете придумать афишу к этому спектаклю? Или захотите сделать своими руками подарок понравившемуся герою? А что? Его ведь можно передать в театр. И как будет горд ваш малыш!

У многих родителей возникает еще один вопрос: нужно ли ребенка готовить к просмотру спектакля, нужно ли прочитать или перечитать сказку, на которую идете? Если это на балет, то, да, нужно, здесь особый "язык" - язык танца. А драматический спектакль, например, в нашем театре можно смотреть без всякой подготовки. В заключение я хочу напомнить, что ребенок - неутомимый исследователь не только в жизни, но и в театре. И если он задаст вам тысячу вопросов "почему" и "как", значит, он хочет постичь в театре театр .

Источник задания: Решение 2450. ЕГЭ 2018. Русский язык. И.П. Цыбулько. 36 вариантов.

Задание 15. Расставьте знаки препинания. Укажите два предложения, в которых нужно поставить ОДНУ запятую. Запишите номера этих предложений.

1) Сверкающие волны загадочно смеялись и набегали на берег и звонко разбивались о камни.

2) Молчи скрывайся и таи и чувства и мечты свои.

3) Вихрь свирепствовал около часа или полутора часов и затем неожиданно стих.

4) Детская память оказалась цепкой и первая встреча с театром осталась в ней навсегда.

5) В своём творчестве М. Волошин пытался не только осмыслить прошлое России но и предугадать её будущее.

Решение.

В этом задании нужно поставить запятые в сложном предложении или при однородных челах предложения.

1. Определим количество грамматических основ в данных предложениях: простое предложение или сложное.

1) Сверкающие волны загадочно смеялись и набегали на берег и звонко разбивались о камни. Простое.

2) Молчи скрывайся и таи и чувства и мечты свои. Простое.

3) Вихрь свирепствовал около часа или полутора часов и затем неожиданно стих . Простое.

4) Детская память оказалась цепкой и первая встреча с театром осталась в ней навсегда. Сложное.

5) В своём творчестве М. Волошин пытался не только осмыслить прошлое России но и предугадать её будущее. Простое.

2. Определим постановку запятых в сложном предложении. Правило: запятая на границе частей сложного предложения ставится в случае, если простые предложения не имеют общий второстепенный член.

4) Детская память оказалась цепкой (,) и первая встреча с театром осталась в ней навсегда. Сложное, нет общего второстепенного члена, запятая нужна. ОДНА запятая.

3. Определим постановку запятых в простых предложениях. Правило: одна запятая ставится перед вторым однородным членом при отсутствии союзов, перед одиночным противительным союзом или перед второй часть сложного союза (как … так и и т.д.).

1) Сверкающие волны загадочно смеялись и набегали на берег и звонко разбивались о камни. Однородные сказуемые соединены повторяющимся союзом «и» (смеялись, и набегали, и разбивались). ДВЕ запятые.

2) Молчи (,) скрывайся и таи и чувства (,) и мечты свои. Однородные сказуемые соединены союзом «и» (молчи, скрывайся и таи). Однородные дополнения соединены повторяющимся союзом «и» (и чувства, и мечты). ДВЕ запятые.

3) Вихрь свирепствовал около часа или полутора часов и затем неожиданно стих. Однородные сказуемые соединены союзом «и» (свирепствовал и стих). НЕТ запятых.

Память - это, пожалуй, самая спорная тема дискуссий среди ученых и психологов. Когда появляется память у человека, способность запоминать окружающих нас людей, предметы, стихи, цифры?.. Что представляет собой память ребенка, когда и как формируется память у детей? Можно ли на нее повлиять и как сделать это правильно?

Наиболее загадочным и спорным вопросом в широких кругах ученых, психологов и врачей является вопрос о памяти. Наверное, каждому из нас было бы интересно узнать, с какого возраста человек начинает запоминать определенные события, узнавать увиденных ранее людей или вспоминать услышанные звуки. Что же представляет собой детская память, когда и как происходит ее формирование, стоит ли оказывать на эти процессы влияние и как разумно подойти к развитию памяти ребенка мы сегодня и обсудим.

Большинство авторитетных ученых утверждают, что память присуща человеку с момента его рождения. Более того, существуют гипотезы, что ребенок на уровне подсознательного помнит свою внутриутробную жизнь. Так как же это происходит на самом деле?

Когда ребенок преодолевает девятимесячный рубеж своего существования, его сознание подвергается определенным изменениям - детский мозг обретает минимальную величину, требующуюся для базовой работы интеллекта. Эта величина, а точнее объем, равна 750-800 куб. см. При меньшем объеме человеческий мозг не способен проводить мыслительные операции.

Когда ребенок рождается, объем его мозга составляет не больше 360-400 куб. см. Это сравнительно малый показатель, так как объем мозга взрослого человека составляет около 1400-1600 куб. см.

Именно поэтому обсуждать вопрос формирования памяти у малышей стоит начиная с 9 месяцев. Почему так происходит, и почему не раньше 9 - можно проверить экспериментальным способом. Понаблюдайте за своим 6-месячным малышом. Если вы спрячете от него игрушку, с которой он играл, и незаметно подмените ее, ребенок не станет искать предыдущую. После 9 месяцев реакция будет совершенно другой - кроха обязательно отправится на поиски спрятанной игрушки, возможно даже сопровождая этот процесс плачем и криками негодования. На таком простом эксперименте легко убедиться, что определенный образ игрушки формируется у ребенка именно после 9 месяцев. Осознание действительности становится более сильным, и память начинает развиваться с каждым днем все быстрее и эффективнее.

Разница между мозгом семилетнего ребенка и мозгом взрослого составляет лишь 10%. Тем не менее, дети, не смотря на такую небольшую разницу, имеют отличный от взрослых тип мышления. Для лучшего понимания процессов запоминания информации малышами вспомните Маленького Принца Сент-Экзюпери, который везде носит с собой портрет удава, проглотившего слона. Но взрослые на этом рисунке упорно видят шляпу, из-за чего главный герой вынужден подстраиваться под этот странный взрослый мир.

Чтобы понять особенности детской памяти в качестве примера можно привести героя книги Сент-Экзюпери «Маленький принц». Ее главный герой носит повсюду с собой рисунок, по его мнению, с изображением удава, который проглотил слона. Однако никто из взрослых не видит этого, в один голос все они утверждают, что на рисунке изображена шляпа. И тогда герой в угоду взрослым перестает настаивать на своем, и разочаровано подстраивается под их взрослый мир.

Следовательно, работа детского мозга по большей степени направлена на восприятие, нежели на размышления. Детской памяти присущ синкретизм, ребенок воспринимает мир в полном объеме, связывая между собой предметы, образы и действия. Впечатления более яркие, эмоциональная составляющая выходит на первый план, что позволяет детской памяти перерасти в долговременную. Как правило, взрослому человеку легче восстановить в памяти какое-то яркое событие из детства, нежели вспомнить позавчерашний день.

Что же запоминают дети?

Родители не должны забывать, что память ребенка неразрывно связана с эмоциями, которые он переживает. И запоминает скорей свое состояние в том или ином событии, нежели сопровождаемые его факты.

Что касается обучения и рационального использования детской памяти, помните: ваша задача сделать этот процесс увлекательным для ребенка. Любые занятия должны проходить в игровой форме, особенно это касается детей дошкольного возраста. Старайтесь не перенапрягать ребенка чтением, чередуйте виды работы. Существует ряд упражнений для тренировки памяти, но и тут главное не переусердствовать.

Не вдаваясь в подробности о причинах появления этих строк, хочу только заверить тех, кому они попадут на глаза, что я далек от мысли кого-то в чем-то убеждать (или переубеждать) либо давать какие-то оценки событиям. Попросту оттого, что в то время, когда происходили эти события, я был слишком мал.

Так вот, коротко о причинах появления этих строк.

Чем более мы удаляемся от военных лет, тем больше появляется желающих заняться переоценкой и ревизией событий того времени. Подвергается сомнению то, что было, в полном смысле этого слова, святым для людей моего поколения.

Какую цель могут преследовать "дельцы от народного образования", предлагая ученикам одиннадцатых классов сочинение на тему: "А нужен ли был штурм Сапун-горы в мае 1944 года?". О каком патриотическом воспитании может идти речь? Кому нужно посеять сомнение и нигилизм в душах юного поколения? В основном это люди, которые знают о войне только по книгам и кинофильмам.

Мое поколение — поколение "ДЕТЕЙ ВОЙНЫ"! И мы знаем о ней не понаслышке.

Любимый мною очень хороший американский новеллист О,Генри говорил: "...тот не жил полной жизнью, кто не знал бедности, любви и войны". Это я прочитал сравнительно недавно и примерил к себе: войну пережил, бедность - тоже, а вот любовь живет во мне и со мной и сейчас…

И вот теперь - о войне.

22 июня 1941 года мне было без месяца 5 лет. Спросите себя: что Вы помните о своем пятилетнем возрасте? Далеко не все, но запоминается в первую очередь все необычное, экстремальное. И это экстремальное началось в ночь с 21 на 22 июня 1941 года: шарящие по ночному небу прожектора, гул самолетных моторов, лай зениток, стук падающих на металлическую крышу осколков и, наконец, два мощных взрыва, один из которых прогремел в нескольких сотнях метров от нашего дома. Днем, когда из разговоров старших мы узнали, что погибли люди, я впервые понял, что меня тоже могут убить. И я стал бояться. Оказывается, и совсем маленьким детям очень хочется жить! И они понимают, что каждая бомба, каждый снаряд могут отнять у них эту жизнь. Бояться пришлось долго: это продолжалось долгие 250 дней и ночей обороны Севастополя!

Конечно, многое из того, о чем я рассказываю здесь, я не видел своими глазами, но слышал об этом от старших тогда, в далеких 41-42-м годах. И тот факт, что нас, детей (меня и брата на 7 лет старше), собирались эвакуировать из Севастополя буквально в первые дни войны, я помню.

В книге воспоминаний секретаря Севастопольского горкома партии Б.А. Борисова "Подвиг Севастополя" об этом говорится так: "... областной комитет партии потребовал от нас немедленной эвакуации матерей с детьми. Созданный для этой цели горкомом партии штаб привлек большой актив домохозяек, учителей, комсомольцев и в первый же день войны вывез из города несколько тысяч женщин и детей". Беда в том, что дети эвакуировались чаще всего без матерей, так как те работали и нужны были городу. А кто и где ждал этих беженцев? (Тогда это слово крепко входило в обиход). Опуская подробности, сам Б. Борисов заключает: "Многие из нас в этот день распростились со своими семьями на долгие, долгие годы".

Ангелом-хранителем всей нашей семьи стала моя мама: она быстренько отвезла брата и меня в Бахчисарай, где жила ее родная сестра, и оставила там, пока ситуация не изменилась. В дальнейшем она всегда выступала против эвакуации, считая, что все мы должны быть вместе. Сама она работала в Военфлотторге (нынешний Военторг). Отец на момент начала войны работал в Ремонтном управлении Крымэнерго и имел бронь. С декабря 1941 года его перевели на должность мастера по ремонту высоковольтной аппаратуры коммунального треста "Электроснабжение". В переводе на простой язык, трест занимался обеспечением бесперебойной подачи электроэнергии городу, что в условиях постоянных бомбежек и артобстрелов было делом весьма непростым.

Старейшиной нашей семьи была моя бабушка по линии отца Ольга Григорьевна — вдова моего деда Ивана Николаевича, фамилию которого я ношу. Унтер-офицер Российского Императорского флота, прослуживший на броненосцах срочную и дослужившийся до звания минно-машинного квартирмейстера 1-го класса, после ухода в отставку работал в военном порту кочегаром, умер буквально в первые дни обороны Севастополя в возрасте 66 лет. Вот пример того, как можно всю биографию человека вместить в одну фразу. В наследство бабушке остался дом (громко сказано, так как это был типичный для Севастополя домишко, стоявший, правда, на цоколе) по улице Дроздова, 14. Прямо напротив, в доме № 15, жила наша семья, тоже в небольшом домике, взятом моим отцом в аренду у государства. Вышло это следующим образом.

До войны в Севастополе проживало много греков, часть из которых являлись подданными Республики Греция. После реставрации монархии в Греции в 1935 году всем им было предложено либо принять советское подданство, либо покинуть страну. Те, кто уехал, оставили свое жилье государству. В одном из таких домов жили и мы. Тот факт, что наши дома располагались прямо напротив друг друга, оказался очень кстати, так как во дворе у бабушки был погреб (мы его называли подвалом), в котором мы прятались во время бомбежек. Подвал был вырыт под улицей на глубине около 2 метров. От прямого попадания серьезной фугасной бомбы он, конечно же, спасти не мог. И все-таки это было СВОЕ бомбоубежище. Почему я так много говорю об этом пресловутом подвале? Это сейчас он "пресловутый". А тогда это была моя жизнь, моя нора! Когда я был в своем подвале и держал маму за руку, я, конечно же, боялся, но... не очень.

Кроме подвалов, севастопольцы укрывались от бомбежек в бомбоубежищах. Это были солидные, иногда даже с фильтровентиляционными установками, сооружения от газовых атак), но было их крайне мало. В основном укрывались в щелях. Это были просто окопы, закрытые сверху каким-то накатом из досок или бревен. И было их очень много.

До конца октября 1941 года авиация немцев регулярно совершала налеты на Севастополь. Аэродромы располагались далеко от Севастополя. За 10-15 минут до начала налета давался сигнал воздушной тревоги. Это был очень продолжительный гудок Морзавода (завода им. Серго Орджоникидзе) и мощная сирена, установленная на посту СНИС (службы наблюдения и связи), расположенном на здании гидрографического отдела ЧФ. Эта служба и сейчас располагается в том же здании на улице Суворова (бывшей Пролетарской), буквально в сотне метров от нашего бывшего дома на улице Дроздова.

Кроме того, по радио звучало: "Воздушная тревога!". В небе появлялись наши истребители, начинала работать зенитная артиллерия, мешавшая немцам совершать прицельное бомбометание и иногда сбивавшая бомбардировщики. Завязывались воздушные бои между нашими истребителями и истребителями сопровождения "Ме-109", за которыми мы, мальчишки, с интересом наблюдали.

К началу ноября, когда немецкая авиация стала базироваться на аэродромах неподалеку от Севастополя, крупные соединения тяжелых бомбардировщиков стали появляться над городом в любое время суток и зачастую без объявления тревоги. Нередко сигнал тревоги подавался уже после того, как немцы, отбомбившись, улетали. Это было очень неприятно.

Война научила нас, детей, таким вещам, о которых современные ребятишки и слыхом не слыхали. Например, как быстро и правильно надеть противогаз (к счастью, это не понадобилось), знать, что прятаться при бомбежке, если ты оказался дома, надо под кровать, под стол или в дверной проем. Я умел по звуку моторов отличать свои самолеты от немецких, знал, что если бомба отделилась от самолета над тобой, то упадет она далеко, а вот если при падении свист бомбы переходит в громкое шипение, эта бомба может быть твоей. И еще четко отличал "Юнкерс-87" от "Юнкерс-88" и "Ме-109" от "Хейнкель-111".

Конечно, в период обороны Севастополя только небольшая группа командования и руководства города знали истинное положение на передовой, планы немцев, а население города ощущало те самые три штурма по количеству "железа", которое сыпалось на наши головы. Мы не знали о десантных операциях, которые проводились с целью деблокирования Севастополя, чувствовали только, что нас бомбят больше или меньше.

Второй штурм Севастополя (а это вторая половина декабря 1941 года) запомнился тем, что нам пришлось в полном смысле жить в подвале. Бомбежки следовали одна за другой, велся постоянный обстрел города тяжелой артиллерией. Постоянное пребывание в подвале здоровья никому не прибавляло, особенно нам - детям.

А Новый 1942 год запомнился еще и тем, что мы встречали его дома, где были выбиты почти все стекла. Стекла разбил главный калибр линкора "Парижская коммуна", который 29 декабря вместе с несколькими другими кораблями, пришедшими с Кавказа, вел огонь по немецким позициям на Мекензиевых горах и другим ответственным участкам обороны, стоя на якоре в Южной бухте возле холодильника.

Для нас эти залпы были музыкой.

Затем наступил период относительного затишья. На целых пять месяцев! Как жил город это время, чем занимались жители, каково было положение на передовой? Очень хорошо и полно написано об этом в книге секретаря горкома партии в период обороны Б.А. Борисова, которую он озаглавил просто и скромно - "Подвиг Севастополя. Воспоминания". Я ее перечитал неоднократно, и она вызвала во мне определенный резонанс как у человека ТОГО поколения. Не хочу пересказывать или цитировать ничего из этой книги за исключением нескольких цифр, которые назову чуть позднее. Кто захочет, может почитать ее сам. Для меня же стало понятным, почему Севастополь смог 250 дней противостоять колоссальной гитлеровской машине!

На пустом месте ничего не вырастает - у севастопольцев был великий вдохновляющий пример первой героической обороны. И этот пример послужил образцом для подражания. Потомки оказались достойными предков!

И, наконец, третий штурм.

Историки пишут, что он начался 2 июня 1942 года. Я не могу им не верить. Помню, что с какого-то момента бомбардировки следовали одна за другой почти беспрерывно — воздушная тревога не объявлялась, так как не давался отбой предыдущей. И так сутками! Бомбили фугасными бомбами, зажигательными и одновременно велся обстрел дальнобойной тяжелой артиллерией. С целью психологического воздействия на защитников города немцы стали применять звуковые сирены при пикировании на цель "Ю-87", а также сбрасывали с большой высоты различные металлические предметы (рельсы, дырявые металлические бочки и пр.), издающие при падении душераздирающие звуки.

И вот тут я хочу на этот раз процитировать Б.А. Борисова: "Со второго по седьмое июня, по скромным подсчетам, вражеская авиация совершила на город и боевые порядки наших войск девять тысяч самолето-вылетов, сбросив сорок шесть тысяч фугасных бомб. За этот же период вражеская артиллерия выпустила по городу и по нашим войскам более ста тысяч снарядов".

Что видели, что слышали, что ощущали мы — сидевшие в подвале?

Не видели ничего. Слышали сплошной грохот. Ощущали, что земля не просто вздрагивает, а буквально раскачивается и подпрыгивает от близких разрывов. И тогда даже мы, дети, понимали, насколько зыбко и ненадежно наше убежище.

По рассказам старших, наиболее тяжким выдался день 19 июня. Бомбардировки и обстрел начались с 5 часов утра. Очевидно, немцы поставили цель разрушить и сжечь город в этот день. Зажигалки сыпались на центр города тысячами. Мы вынуждены были искать другое убежище, так как загоревшийся дом бабушки грозил завалить вход в наш подвал. То, что я хорошо помню: мама схватила меня на руки, завернула в одеяло и выскочила на улицу. С этого места нам были видны дома на площади Толстого (ныне Лазарева) и примыкающих улицах Карла Маркса и Фрунзе (ныне улица Б. Морская и пр. Нахимова соответственно). Все это и наша улица тоже было в огне! Мы пробежали по улице несколько десятков метров и нашли приют в стандартном типовом бомбоубежище. Отец с моим братом, которому не было и 13 лет, остались на крыше бабушкиного дома, сбрасывая вниз продолжавшие сыпаться зажигалки.

В книге Борисова описаны факты, о которых рассказали нам в тот день отец с братом: немецкие истребители на бреющем летали над городом и расстреливали тех, кто находился на крышах и пытался бороться с огнем. От одного из таких "охотников" отец с братом успели спрятаться за печную трубу, по которой "мессер" полоснул очередью.

Затем борьба с огнем сделалась бесполезной, так как дом уже полыхал изнутри. Сгорел и наш дом. Через какое-то время отца и брата привел к нам в бомбоубежище мужчина, оказавшийся на нашей улице и увидевший двоих "слепцов", сидевших под опорной стеной, - дым и чад ослепили их полностью на несколько часов.

И еще несколько слов о нашем ангеле-хранителе - моей маме. Как только наступило относительное затишье (а оно наступало, когда немцы переносили основной удар авиации с города на передовую, и предпринимали очередные попытки наступления), мама настойчиво требовала от отца расчистить вход в наш подвал и возвратиться туда. Так что в бомбоубежище мы пробыли недолго. Вся семья возвратилась в свое убежище.

А бомбардировки и артобстрел продолжались. И каково было нам узнать, что в один из очередных налетов прямым попаданием тяжелой бомбы все, кто находился в бомбоубежище, были убиты!

В ночь с 30 июня на 1 июля, когда наши войска отходили на мыс Херсонес, а немцы не оказались на их плечах, город на какие-то часы остался ничейным.

Утром 1 июля в нашем дворе появились два немецких автоматчика. Они забрали и увели с собой всех мужчин. И так по всему городу. Всех мужчин согнали на Куликово поле - это был аэродром, начинавшийся от недавнего здания ДОСААФ и тянувшийся до недавнего магазина "Океан". Какое-то пространство было оперативно огорожено немцами колючей проволокой, и туда согнали все мужское население города (а его осталось совсем немного), туда же сгоняли пленных с мыса Херсонес в течение еще нескольких дней.

Можно только представить весь кошмар тех дней: июль, жара, масса раненых и самое страшное - отсутствие воды.

Кстати, вода (а вернее, ее отсутствие) — это одна из причин, по которым город не мог дальше держаться. К концу последнего штурма город остался без водоснабжения: остались только колодцы. Плюс ко всему нужно добавить, что по мере прибытия военнопленных немцы прямо тут же расстреливали комиссаров и евреев. Это тоже духа не поднимало.

Затем всех гражданских рассортировали по возрасту, объявили, что за любую подпольную деятельность и саботаж — расстрел на месте, и частично отпустили. В эту "часть" попал и мой отец.

А затем потянулись многие месяцы той самой оккупации, которая каиновой печатью легла не только на моих родителей, но и старшего брата, которому, повторюсь, в конце оккупации не было и 15 лет. Чиновники от власти так и заявляли моим родителям при случае: "Вы должны искупить свою вину" (?!).

Ну что же, время было такое….

Так вот, в заключение еще раз (теперь чуть более подробно) о причинах появления этих строк.

Недавно я увидел один документальный фильм, в котором автор (или авторы) в строгом соответствии с мудрым изречением из поэмы Ш. Руставели "Витязь в тигровой шкуре": "Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны...", пытается доказать, что Севастополь мог бы устоять, если бы не... И называются два обстоятельства, приведшие к сдаче города: гибель 35-й батареи береговой обороны и взрыв в Инкермане штолен с флотским боезапасом (там же находился спецкомбинат № 2 и завод по производству шампанских вин).

Применительно к Севастополю нам более знакомо слово "оборона". Первая оборона, вторая оборона... Так вот, в первую оборону русские войска оставили Севастополь, а во вторую немцы заняли Севастополь. Причиной этого явилась блокада. Город был блокирован с суши и с моря, защитники были лишены самого главного: подвоза боеприпасов, пополнения людьми, эвакуации раненых (в последние дни блокады раненых, которых не могли эвакуировать, скопилось около 23 тыс. человек).

В принципе, оставление Севастополя явилось неожиданностью как для высшего командования, так и для самих обороняющихся.

Вот хронология директивных указаний и ответов за последнюю неделю обороны. Днем 22 июня командующий СОР получил директиву С.М. Буденного, маршала, командующего Северо-Кавказским фронтом: "Ваша задача остается прежней - прочная оборона Севастополя. Дальнейший отход прекратите... Вам надо форсировать морские перевозки... Все необходимое для вас сосредоточено в Новороссийске. Для оказания помощи 21.06. начнут работать 20 "Дугласов" (только ночью). Обеспечьте посадку, быстроту разгрузки и погрузки". По содержанию директивы можно судить, что командование фронта и Ставка ВГК, несмотря на прорыв немцев на Северную сторону, считали возможным удержать Севастополь.

В тот же день Октябрьский направил телеграмму на Кавказ для ориентировки: "Большинство моей артиллерии молчит, нет снарядов, много артиллерии погибло.

Авиация противника весь день летает на любой высоте, ищет по всем бухтам плавсредства, топит каждую баржу, каждый катер.

Наша авиация, по существу, не работает, сплошной обстрел, непрерывно летают "Ме-109".

Весь южный берег бухты — теперь передний край обороны.

Город разрушен, разрушается ежечасно, горит.

Противник захлебывается, но все еще наступает.

Полностью уверен, что, разгромив 11-ю немецкую армию под Севастополем, добьемся победы. Победа будет за нами. Она уже за нами".

Судя по телеграмме, командование СОР также не считало положение Севастополя безнадежным.

23 июня 1942 года Октябрьский докладывал: "Буденному, Кузнецову, Генштаб: ... Самые тяжелые условия обороны создает авиация противника; авиация ежедневно тысячами бомб все парализует. Бороться нам в Севастополе очень тяжело. За маленьким катером в бухте охотятся по 15 самолетов. Все корабли (плавсредства) перетоплены".

Фактически за последние 25 дней осады, как явствует из достоверных источников, немецкая артиллерия выпустила по укреплениям 30 тысяч тонн снарядов, а самолеты 8-го воздушного флота Рихтгофена выполнили 25 тысяч вылетов и сбросили 125 тысяч тяжелых бомб.

Силы защитников города редели, резервов не было, а доставка подкрепления и боеприпасов не могла восполнить потери. Врагу удалось фактически блокировать Севастополь с моря действиями сильной авиационной группировки, лишить город подпитки и снабжения с Большой земли.

Несмотря на тяжелые потери в живой силе и технике, кораблях, несмотря на подавляющее превосходство немцев, защитники Севастополя, командование флота и Приморской армии не помышляли об оставлении города, все были убеждены, что Севастополь выстоит. Но надеждам не суждено было сбыться.

После захвата Северной стороны противник, не ослабляя ударов по объектам города, скрытно готовил операцию по высадке морского десанта через бухту на подручных средствах в тыл основным узлам обороны, где его не ждали.

В ночь с 28 на 29 июня после ураганного огня по южному берегу Северной бухты немцы под прикрытием дымовой завесы начали высадку десанта на катерах и шлюпках в направлении Троицкой, Георгиевской и Сушильной балок с целью прорыва в тыл основным опорным пунктам нашей обороны. Возможность высадки десанта через бухту на подручных средствах считалась маловероятной. Сработал фактор внезапности. Внезапный немногочисленный морской десант сделал свое дело: вызвал панику и неразбериху на некоторых участках обороны. В дальнейшем мощными ударами с фронта и тыла были нарушены связь и взаимодействие между частями обороны. Руководство СОР и Приморской армии за несколько часов потеряло управление подчиненными войсками. Противник прорвался к городу.

В воспоминаниях Наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова есть фраза, которая является ключевой к пониманию сложившейся обстановки: "Прорыв противника с Северной стороны на Корабельную оказался для нас неожиданным".

Вот где "собака зарыта"!

В июньских кровопролитных боях моральное превосходство, несомненно, было на стороне защитников города. Но как только в боевых порядках раздались крики: "Кругом немцы! Мы окружены!", началось стихийное и непоправимое нарушение обороны. Отважные защитники, лишенные достоверной информации о противнике, вынуждены были оставить обжитые неприступные укрепления и искать спасения в районе мыса Херсонес, на последнем клочке не занятой врагом советской земли.

Об этом написано столько, что мне уж точно добавить нечего.

Строку из известной песни "Последний матрос Севастополь покинул..." можно считать сугубо условной и патетической. Этих "последних", по некоторым оценкам, осталось в плену у немцев в Севастополе около 40 тысяч. Они не виноваты ни в чем.

Героем остался народ!

Владимир Павлович ТКАЧЕНКО, капитан 2 ранга в отставке, житель осажденного Севастополя, член Военно-научного общества ЧФ

Добавить коментарий

Мне было 1,5 года, когда началась война, и 5 лет, когда пришла Победа. Детская память оказалась цепкой на некоторые события и – особенно – на то состояние, в котором пребывали мирные жители при встрече с врагом.

Мои корни на Кубани, в Абинском районе Краснодарского края. Там жили мои деды-прадеды, родители. Там же, в станице Мингрельской, родилась и я (как записано в документах). Точнее, роддом был в станице Абинской (ныне город Абинск), а в Мингрельской жила бабушка, к которой приехала перед родами из Ленинграда моя мама.

Родилась я 10 января 1940 г. в Краснодарском крае, и вскоре мама выехала со мной в г.Красногвардейск (ныне г.Гатчина) под Ленинградом, там с 1938 года служил мой отец Кравец Алексей Григорьевич. Мама, Кравец Ефросинья Михайловна, приехала туда в 1939 году, сняла комнату, устроилась на работу воспитателем в детский сад №4 и поступила на вечернее отделение Ленинградского педагогического института. Рожать меня она уезжала к маме и теперь вернулась. Мне нашла няню – девочку 14 лет. Мама работала, училась, растила меня. Папа служил в РККА, стал уже командиром 2-го дивизиона 94 ИПТАП (истребительно- противотанкового артиллерийского полка). Я росла здоровым крепким ребёнком.

Но в мае-июне я заболела трудноизлечимой тогда болезнью – диспепсией (сейчас называют дизбактериоз). Долго лежала в больнице. И вдруг началась эта страшная война. Меня, как и других таких же детей, выписали как безнадёжную. Каково же было отчаяние мамы! Папа по её настоянию обращается к военврачу и тот решается на смелый и рискованный метод: полно прямое переливание крови от доноров, если они найдутся. Папа обратился к сослуживцам: нужны добровольцы. Откликнулись многие. Врач отобрал четверых и провёл эту операцию в военном госпитале. Всё удалось, мою кровь заменили донорской, и я пошла на поправку. Так смерть впервые прошла мимо меня.

Немцы стремительно наступали и уже через месяц были на подступах к Ленинграду. Началась поспешная эвакуация государственных ценностей из музеев, а также — заводов, промышленного оборудования. Жителей не эвакуировали, т.к. поездов не хватало. Многие люди уходили и уезжали как могли. Мама, взяв справку, что она – жена офицера, с невероятным упорством пробилась сквозь оцепленный перрон к уже переполненному составу, держа на одной руке меня, полуторагодовалую и слабую, в другой – узел с одеждой и сухарями. Ей удалось подать меня и узел людям в окно вагона, а затем — пробиться сквозь осаждающих дверь и втиснуться в тамбур и вагон, найти меня. Поезд уже шёл к Волге, на восток. Нам повезло, мы не попали под бомбёжку, как попал мамин младший брат Жора и получил смертельное ранение. Мы с мамой «убежали» от военных действий, но не от войны.

Дальше начались новые трудности. Всех в обязательном порядке везли за Урал, а мама решила добраться до родного дома, в станицу Мингрельскую. Мы покинули поезд перед Волгой. По реке, на попутных катерах, баржах и прочем, всячески обходя контрольные посты, — на запад пропускали только военные грузы и солдат – мы всё же достигли Сталинграда. Далее, также на попутках, добрались-таки за месяц до бабушкиного дома. Питались — как придётся, помогали солдаты и другие встречные люди. А меня спасли сухари и вода – ничего другого есть было нельзя. Болезнь прошла и не вернулась. Это преодоление – дорога домой – было маминой победой в войне, её подвигом. Она спасла нас обеих.

Мы жили в станице Мингрельской с бабушкой Полиной Ивановной, лечились домашними средствами, набирались сил и ещё не знали, что нас ждёт впереди.

Мы надеялись, что война скоро закончится, ждали встречи с папой. О нём мы не знали ничего, т.к. он защищал город Ленинград, находящийся в блокаде. Почта не приходила. Тревога за него, за воевавших маминых братьев: Сергея, Гавриила, Николая, Жору постоянно была с нами. А война не утихала, немцы подошли к Сталинграду и захватили Северный Кавказ.

С осени 1942 года мы тоже попали в оккупацию. Жизнь сразу перевернулась: нет работы у мамы, нет денег, нужные продукты можно было только обменять на другие продукты или вещи. Взрослые старались делать запасы с огорода и сада, носили урожай на базар в станице. Иногда мама добиралась до базара в Краснодаре. Там однажды мама попала в «акцию» — устрашение населения за диверсию партизан. Это была облава – окружённых на базаре людей гнали с собаками к стоявшим машинам-«душегубкам». Люди уже знали, что все, кто попадал в них, были удушены газом. Затем их везли прямо к ямам, куда всех сваливали, люди были уже мертвы.

Мама чудом избежала этой участи, упав в этом беге. Немецкие солдаты и собаки пробежали мимо. Такому смертельному риску подвергалась она часто.

Целый год мы жили в оккупации. Вероятно, мои ранние воспоминания относятся к осени 1943 года, когда мне было около 4-х лет. Два эпизода запомнились, связанные с моим сильным страхом. Немцев боялись мы все и всегда. Ведь в нашей семье было с дедушкой-партизаном шесть человек мужчин, воевавших в Красной Армии. Такие семьи, особенно офицерские, если бы немцы прознали, могли арестовать, увезти и даже убить. Вот был случай. Бабушка ушла на базар, а нас с мамой заперла в хате, повесив большой замок, чтобы видно было, что в доме никого нет. Вдруг слышим голоса, ломают дверь. Мама со мной спряталась в спаленке. Залезли в кровать. Меня — под одеяло, а себе мама на лоб положила мокрое полотенце: притворилась больной. Немцы вошли в кухню и стали там в печке искать еду. Вытащили чугун с варёной кукурузой, щи. Всё съели и вошли в спальню. Опешили, не ожидали увидеть кого-либо. Мама знаками объяснила, что больна, на свой страх и риск. Немцы ведь очень боялись заразиться и, если подозревали холеру или чуму, то сжигали дома вместе с людьми. Но нас Бог хранил. Мы с мамой опять остались живы. Немцы просто ушли.

Ещё был случай. Я, услышав лай соседских собак, повисла на досках ворот, любопытствуя, кто там идёт по улице, обычно – пустынной. Смотрю, идут мужчины: молодые, весёлые. Приближаются. Вдруг, у меня мелькает мысль: «Это же немцы!» Кубарем слетаю с ворот и бегом – в укрытие, под куст сирени. Замерла. Прошли мимо. А страх засел в голове, и долгие годы спустя по ночам снилось, что идут немцы, и надо бежать, прятаться. Война – это страшно!

Моими игрушками во время войны были разноцветные стёклышки от бутылочек и баночек, какие-то коробочки, деревянные брусочки. Всё это своё «богатство» я прятала под сиреневым кустом. Там был мой «дом». Была у меня тряпичная кукла, сшитая мамой, с целлулоидной головкой и довоенный мишка, обшитый синей тканью. Конфеты и белые булки я узнала много позже, после войны, году в 1946-м.

Когда осенью 1943 года наша армия победила в Сталинграде, окружив немецкую армию Паулюса, немцы побежали. Они откатывались с Северного Кавказа за Дон, боясь окружения. И из нашей станицы немцы как-то вдруг исчезли. Никто из местных жителей тогда не знал, что происходит, все сидели тихо и ждали день-другой. Вдруг появились другие немцы – в чёрной форме. Они суетились, что-то искали и быстро, ничего не найдя, уехали. Много позже стало ясно, что это была карательная эсесовская часть, и искали они подготовленные списки людей, подлежащих расстрелу. Но оказалось, что их унесли с собой отступающие части. Эти списки были найдены позже станичниками. Видимо, немцы бросили их и другие документы по дороге, когда бежали. Наша семья, как выяснилось, тоже была в этих списках. Так, в очередной раз смерть прошла мимо меня и мамы.

Когда война закончилась, бойцы стали возвращаться к своим семьям. И мы ждали папу. Но когда, наконец, он приехал, произошло вот что. Вижу, пришёл дядя военный. Все ему рады, встречают, угощают. Но не я. Наблюдаю издали, удивляюсь, прячусь. Этот дядя говорит мне: «Я – твой папа!» Я ведь его не знала, поэтому не поверила. Говорю: «Ты не мой папа, у меня другой папа» и убежала. Все – в недоумении. А я взяла с комода единственную фотографию папы, маленькую, он там с бородой. Несу её, показываю: «Вот мой папа». Все засмеялись, а я обиделась и заплакала.

Папа привёз мне гостинец, какой-то белый предмет. Подаёт, а я прячусь и спрашиваю: «Что это?» «Булка, ешь!» Так я впервые увидела и попробовала белый хлеб.

Это был 1946 год, и папа – военнослужащий приехал лишь для того, чтобы забрать нас к себе, к месту его службы – в город Омск, в Сибирь. Добирались мы на поезде, и всё было необыкновенно.

Сначала нас поселили в дровяном сарае, в отгороженной комнатке. Потом мы переехали в другую комнатку – в подвале. Жили мы и в настоящей землянке. Однажды был сильный ливень, и нас затопило. Было и страшно, и интересно одновременно. Позже нам дали крохотную комнатку на третьем этаже 3-х этажного дома в военном городке. Я спала на сдвинутых стульях, а когда появилась сестра Людмила, она спала в корыте. На лето папа вывозил нас «в лагеря». Это военная часть выезжала на учения.

Зимой 1947 года, в Омске, я пошла в 1-ый класс начальной школы в военном городке. После 2-го класса мы переехали на Дальний Восток, в военный городок под городом Иман. Там в 1950 году у меня появился брат Женя. В городке я окончила начальную школу, а в 5-й класс, в среднюю школу, я пошла в г. Иман. Туда нас каждый день возили на большой военной машине с брезентовым верхом. А через год – снова другая школа.

В 1952 году папу перевели на службу в ГДР. Семьи не брали, и мама с нами, 3 детьми, поехала на родину, в Краснодар. Она сняла комнату в частном доме, устроила меня в женскую школу, в 6 класс. Вскоре нам пришлось поменять комнату и – школу. После 7-го класса – снова переезд. В ГДР военнослужащим разрешили привезти семьи. 8 и 9 классы я училась в г. Стендале. Несмотря на частые переезды, училась я всегда хорошо. Посещала фотокружок, танцевальный, занималась спортом, много читала… Родители решили, что 10-й класс я должна закончить в России, чтобы потом поступить в институт. Поэтому последний год я училась в г.Краснодаре. Окончила школу с золотой медалью.

В 1957 году поступила в Московский энергетический институт. Окончила его в 1963 году. Во время учёбы вышла замуж за студента этого же института Ивана Ивановича Татаренкова, и в 1962 году родила сына Алексея.

Мой муж окончил институт с красным дипломом, и сам выбрал место распределения – город Серпухов. Работал начальником котельной на заводе МУЗ (монтажных узлов и заготовок). Позже завод стал называться КСК (Комбинат строительных конструкций). Сюда, к мужу, я приехала в 1963 году, после окончания института. В 1964 году у нас родилась дочь Татьяна. Сейчас наши дети живут в Москве со своими семьями.

С 1963 по 1998 годы я работала на заводе «Металлист». Проработала 22 года инженером-конструктором, затем – руководителем группы, начальником бюро, начальником участка.

Всегда занималась общественной работой: профгруппорг, стенгазета, участие в турслётах. Последние 15 лет на заводе была руководителем секции по культуре при парткабинете. Ездила на семинары по вопросам культуры в Москву. Проводила занятия с политинформаторами цехов и отделов по всем видам культуры: искусство (литература, музыка, изобразительное искусство, кино), семья и воспитание детей, отношения в обществе, в трудовом коллективе. Была лектором общества «Знание». Читала лекции по искусству в цехах и отделах, в профилактории, на агитплощадках, во дворах. 10 лет пела в хоре Дома учителя под руководством Пикаловой Инны Евгеньевны.

После окончания работы на заводе в конце 1998 г. общественная работа продолжилась в Доме ветеранов, в клубе «Машиностроитель». С 2000 до 2007 г. состояла в Совете ветеранов завода «Металлист», а с 2007 г. являюсь председателем клуба «Дружба».

Материал предоставила Тамара Алексеевна Татаренкова.

Материал обработала Ольга Анатольевна Баутина.